Юмористические рассказы - [40]

— Беру две, — предупредил молодой человек.

— Чего же только две-то? — рассмеялся Потехин. — Ты уж бери сразу четыре. Молодой человек выгреб четыре.

«Вот нахал! — покачал головой Потехин. — Ну и нахал». Но подумал он так о молодом человеке без негодования, легко подумал. И о разграблении своем отчего-то не пожалел.

По улице, п разных направлениях, шагали люди. Спешили. Толкались. И не извинялись.

На углу продуктового магазина внушительная очередь окружала продавщицу в грязном белом халате и груду ящиков. Когда Потехин поравнялся с очередью, из нее выбрался счастливый мужик с двумя лещами в руках. Авоськи у мужика, видать, не было — он держал рыбин прямо за жабры.

— По два хвоста отпускают на человека. — сообщил мужик, встретившись взглядом с Потехиным.

Потехина эта информация не взволновала. Не потому, что он рыбы не любил или, допустим, уже объелся ею до тошноты. Просто но взволновала, и все. Он даже подумал: «Из-за двух хвостов такую мялку терпеть. Да пропади они».

По этой же причине он не стал садиться в автобус, который штурмовала не такая уж большая толпа, — решил пройтись пешочком. Он шел, ему было как-то необычно легко, покойно, игривость даже накатывала волнами, хотелось улыбнуться и подмигнуть прохожим. Но прохожим подмигивать он не отважился, а вот когда покренившийся набок автобус обогнал его, вдруг подмигнул стиснутым на задней площадке, за пыльным стеклом, пассажирам. И ручкой помахал.

Помахал — и удивился: «Что это со мной такое?.. Как щенок восторженный… Неужели подлечила чертова бабенка?.. Да ну! Чушь, ерунда. Да и не так же, наверное, сразу проявляется».

Но факт оставался фактом: на душе у Потехина было вполне лучезарно, ни бежать, ни толкаться, ни тем более хватать чего-нибудь ему не хотелось. «Погода, наверное, — решил он. — Солнышко вот… А вдруг все-таки иголочки! Забавно»…

Уже возле подъезда своего дома он вспомнил, что жена наказывала купить, во-первых, подсолнечного масла, вo-вторых, зеленого луку, и в-третьих — заглянуть в мебельный: может, там выбросили цветочные полочки, за которыми она давно охотится.

Потехин огорчился. Но сначала чуть-чуть. Сначала он так подумал: про масло и лук — «перебьемся до завтра», а про полочки — «деньги целее будут… полочки ей, видите ли… загорелось».

Но у дверей лифта настигла его другая, тревожная мысль: «Ну, хорошо… чудно. Допустим, подлечила. Только мне-то зачем это? Мне лично?»

Да, зачем это было Потехииу? Автомобиля он еще не имел, — только стоял на очереди, — не устилали его квартиру ковры, и стены не были оклеены импортными моющимися обоями. В туалете, вместо белого кафеля, лежал резиновый банный коврик поверх выщербленного цеметного пола, а самым дорогим украшением мадам Потехнной были клипсы за восемьдесят копеек.

«Потом бы, — думал он, взлетая на одиннадцатый этаж, — потом бы, после всего, можно и полечиться как следует, капитально. А сейчас-то… попробуй проживи телком таким, безрогим».

Впрочем, Потехин беспокоился напрасно. Он ехал домой, к вечно озабоченной супруге, ехал без покупок — и здоровым ему оставалось побыть совсем немного. Каких-нибудь две-три минуты.

Зовите следующего…

Молодой врач Витя Головченко начал прием больных. Он принимал в платной поликлинике по вторникам, четвергам и субботам, с двух часов дня и до восьми вечера.

Первым к нему вошел большой, толстый мужчина средних лет.

— Раздевайтесь, — сказал Витя.

— Как? — спросил мужчина.

— Как обычно — до пояса.

Мужчина разделся, зябко обхватил руками живот, поросший рыжим волосом, сел.

— На что жалуетесь? Мужчина сказал, на что жалуется.

— Та-ак… — Витя приступил к измерению давления.

Мужчина со страхом глядел, как Витя обматывает ему руку, словно предстояла немедленная ампутация. По Витя нажал «грушу» — всего-навсего. Мужчина украдкой выдохнул воздух и поднял робкий взгляд на доктора. — Я извиняюсь, — проговорил он вдруг.

— Ыы? — сказал Витя, не отрывая глаз от шкалы прибора.

— У вас брат на тарной базе не работает?

— Брат?.. Нет, не работает. У меня братьев не было — сестры.

— Удивительное дело! — Мужчина поерзал на стуле. — Удивительное!.. Грузчик там у нас один — ну, как две капли воды на вас похож… А может, родственник? Не интересовались?

— Вряд ли, — сказал Витя. — У меня в этом городе никого нет — что же интересоваться.

— Да-а, — покачал головой мужчина. — Совпадение, значит. Двойник, как говорится… Вот интересно, а? — Он философом, оказывается, был. — Живешь, допустим, здесь — ты. Да? А где-нибудь, к примеру в Ленинграде, точно такой же человек проживает: нос, волосы, глаза — все как у тебя. Не приходило в голову?

— Не приходило… Повернитесь спиной. Дышите.

— А мне приходит другой раз, — продолжал между вздохами мужчина. — А вдруг, думаю, его и звать так же? И фамилия такая? И отчество? Тогда где же ты, а где он? Как отличить?

— По ботинкам, — сказал Витя.

— А? — не понял мужчина.

— По ботинкам. Он другие ботинки носит. — Витя хлопнул его по спине. — Одевайтесь.

— Разве что по ботинкам! — рассмеялся мужчина и пошел за ширмочку одеваться.

Потом сестра впустила старушку — сухонькую, белоголовую, подслеповатую.

Со старушками Витя долго не церемонился. Дело тут было ясное: все равно помирать — годом раньше, годом позже. Выписал ей побольше рецептов, чтобы не обижалась (среди них обидчивые попадаются: худо, мол, лечишь), и отпустил с богом. Старушка пошла было, но у дверей остановилась.