Юмористические рассказы - [31]

— Но ведь правда! — опять затрясся слегка отмякший было Виктор. — Правда искажена! Это же фальсификация!

— Правда? — старик Кукушкин задумался. — А ты не о правде хлопочи. Ты об истине думай. Правда — она тонкая вещь, спорная. Кому фига правда, кому, — он поддел вилкой пластик картошки, — другое что… прости господи. А истина для всех одна. Истина то, что в твоей «фиге» два с половиной килограмма весу. Хоть ты там ей все пальцы попереставляй, хоть из руки ухо сделай — два с половиной килограмма крахмала, белков, жиров, органических кислот, солей… чего там еще? А в моей — извиняюсь, истине — кило восемьсот. Того же самого. Вот истина! И этими истинами, побольше бы их земля рожала, мы кого хочешь расколошматим.

Кукушкин помолчал. Потом сказал:

— Ну, а к этим… к фальшивомонетчикам-то сходи. Забери у них картофелину. А то шибко жирно им будет; и гонорар, и два с половиной кило картошки.

Отдельно взятый кирпич

На высоте третьего этажа поддон коснулся балконной плиты и закачался. Один кирпич сорвался и, плавно кувыркаясь, полетел вниз.

Кирпич упал на голову корреспондента вечерней газеты Славы Зубрика.

Со стороны это выглядело очень обидно, так как впереди Зубрика шли бригадир, инженер по технике безопасности и командир подразделения комсомольских «прожектористов», а позади его шагали начальник участка, директор кирпичного завода № 1–2 и старший техник отдела капитального строительства горисполкома. Но злополучный кирпич почему-то выбрал голову именно Славы Зубрика.

Травмированный корреспондент повел себя странно. Он плюхнулся животом на осколки кирпича и глухо проговорил:

— Не подходи!

Все присутствующие и, так сказать, свидетели, понятное дело, опешили. А Зубрик, несмотря на то, что голова у него была частично повреждена, аккуратно собрал осколки кирпича в носовой платок и только после этого разрешил отвести себя в медпункт и перевязать.

В дальнейшем, когда Зубрику заматывали голову, он держал себя не менее интригующе. Все время загадочно улыбался и два раза даже произнес как бы для себя: «Великолепно!».

Окружающие обменивались тревожными взглядами, крепко подозревая, что помимо внешней, довольно незначительной травмы у бедного Зубрика, видимо, произошел основательный внутренний сдвиг.

Только один человек ни с кем не переглядывался, а лишь, с течением времени, все больше бледнел. Этим человеком был директор кирпичного завода товарищ Гусев.

Когда народ из медпункта порассосался — кто за служебной машиной для корреспондента, кто еще куда, — Гусев отозвал Зубрика в сторону и, взволнованно прижимая к животу большой желтый портфель, спросил:

— Что же теперь будет, товарищ Зубрик?

— Фельетон будет, товарищ директор! — безжалостно ответил Слава.

На другой день Слава Зубрик положил на стол заведующего отделом Драгунского фельетон и возбужденно сказал:

— Ну, спекся товарищ Гусев! Ох, и поводил же он меня за нос: и ГОСТы, и результаты испытаний на сжатие, и я не я — хата не моя! Ну, теперь не открутится. Мне только яркого факта не хватало.

— Да-а-а! — сказал Драгунский, прочитав фельетон. — Эт-то случай! Раз в сто лет!.. А я думал, у тебя семейное, — он кивнул на забинтованную Славину голову. — Неужели вдребезги?

— В пыль! — радостно подтвердил Слава и брякнул о стол захваченными в качестве вещественного доказательства осколками. — С третьего этажа, представляете?! А голова хоть бы хны! Я даже сознание не потерял. Вот вам качество продукции!

— Сдаем! — решительно сказал Драгунский. — В суботний номер. Только вот это место я вырублю — всех тех, кто рядом шел. А то получается вроде намека: дескать, жаль, что кому-нибудь из них не досталось — они больше заслуживают. Нехорошо. Бесчеловечно как-то…

Ну, потом вот тут абзац и здесь еще…

— Здесь-то зачем?! — взволнованно привстал Зубрик.

— Слушай, — поморщился Драгунский. — Льва Толстого сокращали. Ты что, Лев Толстой? Нет? Ну, и успокойся.

На третий день заведующего отделом Драгунского вызвал ответственный секретарь Сверекулов.

— Подведет нас этот твой Зяблик иод турецкий монастырь! — сказал он.

— Зубрик, — машинально поправил насторожившийся Драгунский.

— Аа! — махнул рукой Сверекулов. — Передовое предприятие города, понимаешь, четыре миллиона штук кирпича выпускает… Он что — все четыре миллиона себе на голову перекидал?

— Зачем перекидал, — сказал Драгунский. — Он сам ему свалился… один.

— Триста строчек из-за одного кирпича! — замотал головой Сверекулов.

— Ну, почему же из-за одного, — солидно приподнял брови Драгунский. — Просто этот кирпич взят им как наиболее яркий факт…

— Все равно, — сказал Сверекулов. — Недостаточно веское основание… Для таких обобщений… Так что я обобщения похерил. А то получается, что за кирпичами дома не видим.

На четвертый день Славу Зубрика вызвал главный редактор.

— Садитесь, — сказал редактор и посмотрел на Славу гипнотизирующим взглядом. — Скажите, Зубрик, этот факт с падением кирпича на голову действительно имел место или введен вами как художественный домысел?

Слава торопливо задергал концы платка, в котором все еще хранил улики.

— Хорошо, — остановил его редактор. — Я вам верю. Допустим, действительно имел. И тем не менее… Не стоит так навязчиво подчеркивать, что кирпич упал на голову именно вам. Понимаете ли, возникает какой-то нездоровый запашок. Как будто журналист из чувства личной мести расправляется с ответственными работниками. Так что с вашего, надеюсь, согласия, я эти места поправлю. — Редактор вооружился красным карандашом. — Напишем так: проходящему возле стройки гражданину Н. упал на голову кирпич… Главное — факт сохраняется. И вывод о качестве отдельных кирпичей — тоже.