Юмористические рассказы - [26]

— Дай-кось погляжу — чего ты там нахимичил, — сказал Петров-первый. Он посмотрел наряды, ударил оземь рукавицами и сказал: — Пусть тебе ишак мантулит за такие гроши! — и решительно зашагал со стройки.

— Товарищ Петров! — кинулся вдогонку Петров-второй. — Сколько ж вы хотите?

— Двести пятьдесят. Меньше здесь не берем, — сказал Петров-первый.

— Да как же… — растерялся Петров-второй. — Вот и расценки…

— Эх, темнота! — сказал Петров-первый. — Чему тебя в институте учили! А перекидка? Двойная, тройная, четверная?.. А трамбовка-засыпка? А оттаска-подтаска-переноска?.. Соображать надо!..

…В кассу они стояли друг за дружкой. Петров-первый получил свои двести пятьдесят рублей. Петров-второй — свои сто двадцать. Минус пятнадцать процентов — за невыполнение плана…

Чудик

Этот пассажир сразу обратил на себя внимание. Во-первых, внешним видом. На нем был старый стройбатовский бушлат, какие только по деревням где-нибудь сохранились, за спиной болтался рюкзак, а голову прикрывала громадных размеров кепка — «аэродром» — гого фасона, который обожают молодые люди, приезжающие к нам из братских закавказских республик. И еще — вместо правой ноги у него была деревяшка. Именно не протез, а примитивная послевоенная деревяшка.

Во-вторых, он вошел не через переднюю дверь, а через заднюю. Конечно, при большом скоплении народа на этот факт вряд ли кто среагировал бы. Но людей в троллейбусе было немного, все гражданина заметили, и ближайшие соседи даже переглянулись недоуменно: искать, что за странный тип такой — входит через заднюю дверь, хотя, как инвалид, имеет полное право залезть в переднюю.

В-третьих — что самое дикое — этот гражданин как вошел, так сразу же снял свою великолепную кепку и вежливо со всеми поздоровался.

— Здравствуйте, товарищи! — сказал. — Добрый лень!

Тут некоторые пассажиры опять переглянулись: вот это, мол, новость — здоровается! А у некоторых стреляных людей лица моментально сделались скучными. Они — по глазам видно было — подумали: ну, послал бог алкаша! Сейчас начнет трудовые гривенники вышибать.

В общем, никто этому гражданину не ответил на его приветствие. Исключая одного товарища. Он сбоку сидел, на кондукторском месте — крепкий такой дядя, уверенный, немолодой уже, в шляпе и габардиновом плаще. Вот он ответил.

— Здорово, — сказал. — Если не шутишь. Гражданин, слава богу, не запел ничего такого, вроде «Сестра, подойди и послушай», а молча прошел до средины вагона и там сел на свободное место. Рядом с полной женщиной. Только сначала он попросил разрешения, дескать, не будет ли эта женщина возражать, если он тут приткнется, с краешку.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала женщина, не сдержалась и прыснула.

И действительно, чудик какой-то ненормальный: в троллейбусе спрашивает разрешения сесть.

— Вот вы, я гляжу, веселая, — завел разговор инвалид. — Это хорошо. А то у вас в городу я что-то мало веселых людей замечаю. Не как у нас в деревне. Женщина уже справилась с оживлением и теперь достойно молчала, глядя в окно. Она всем своим видом как бы подчеркивала, что ей это соседство малоприятно.

— Нет, правда, — сказал гражданин. — У нас как где соберутся, так сейчас смех, шутки.

— Ишь ты, какие веселые, — заметил с кондукторского сиденья товарищ в шляпе. — С чего же они у вас там смеются? Может, их щекочет кто?

— Не, не щекотит! — весело откликнулся инвалид. Он, видать, не уловил в словах товарища осуждения, решил, что тот с ним шутит. И сам решил пошутить: — У нас такой колодец есть, — сказал он. — Как из него воды попьешь, так хмельной делаешься… Истинный бог! — Он подмигнул окружающим. — Как попьешь, так и закосеешь! Верно!

— То-то, видать, ты и попил из него.

Остальные пассажиры сдержанно посмеялись над тем, как товарищ в шляпе ловко осадил разговорившегося инвалида.

Но дядька опять ничего не понял.

— Хотя, конечно, попадаются такие, что и скучают, — сознался он и, выбивая ритм деревяшкой, произнес: — Деревня, где скучал Евгений, была прелеснай уголок!.. Ах, сукин кот! Прелеснай уголок была деревня, а он скучал! С чего это он скучал, любезные? — Дядька обвел окружающих добродушными голубыми глазами.

Окружающие смолчали.

— Делать ему не хрена было — вот и скучал, — сам себе ответил инвалид. — Не работал, милок. Только на конике скакал. А кто чертомелит, тому в деревне не скучно. Справедливо говорю?

Окружающие не ответили.

Тогда инвалид, видя, что деревенская тематика здесь не проходит, сменил пластинку.

— А что, сынок, — обратился он к двум молодым людям студенческого возраста, сидящим напротив. — Какая сейчас постановка в вашем драмтеатре идет? Не скажете?.. А в оперном?

Молодые люди не сказали. Только уставились на дядьку напряженными взглядами и молчали.

— А в этом… ТЮЗе что? В Музыкальной комедии? — приставал инвалид.

Я глянул в окно и прочел на мелькнувшей афише, что в Музкомедии как раз идет «Черный дракон». Хотел сказать, но сдержался. Ну его к свиньям — еще начнет содержание выспрашивать.

— А в цирке чего кажут? — не унимался дядька. Молодые люди молчали. Лица у них одеревенели, а на носах выступила испарина.

— Культурный! — заворочался нз кондукторском сиденье товарищ в шляпе. — Про театры выспрашивает, не про пивные…