Юля - [20]
Когда рожала и сама кричала, теряла сознание, как бы засыпала, но врачи все время оживляли ее — сильно били по щекам и просили не спать. Узнав, что родился мальчик, обрадовалась: знала, что будет радоваться и Геннадий, он так хотел мальчика и даже имя ему выбрал — Петька, она заснула надолго, пока не принесли ребенка кормить.
Кормить ребенка грудью стеснялась и боялась, как бы не подменили случайно младенца, соседки по палате про всякое говорили.
…Забирать их из больницы приехал Геннадий. В праздничном костюме, побритый, он привез сумку с угощениями. Сам не пил, потому что должен был сидеть за рулем, угощал сестер, улыбался, был счастлив. Когда выходили из больницы, сестры дали ему нести ребенка, и он, сильный, растерялся, не знал, как его взять, смутился, залился краской.
— Ничего, научишься, — утешила его пожилая сестра, — второго уже будешь знать, как брать на руки.
Сестра донесла ребенка до машины и передала Юле. Геннадий, отъехав от больницы и скрывшись от людских глаз, попросил: «Покажи его, а то в больнице я от волнения ничего не видел». Юля показала ему маленькое красное личико, с закрытыми глазками, со светлыми бровками, и он улыбнулся, обнял ее за плечи, шептал, что очень любит ее, целовал. Юля была еще слабой после родов, но радовалась его ласковым словам, чувствуя, как у нее от слабости кружится голова…
…Когда сыну уже исполнилось три года, Юле запомнился еще один день. Она тогда очень ждала Геннадия с работы, приготовила закуски и вина — был день рождения сына. Но Геннадий все не приезжал. Она ждала, волновалась, а потом и рассердилась: две недели не виделись, он так далеко, среди чужих людей, и вот в субботу, когда можно наведаться домой, не приезжает.
Вернулся он домой поздно. Грязный, немытый после работы, пропахший бензином, небритый и пьяный. Юля даже ойкнула, каким он стал неопрятным, стыдила его, попросила найти работу поблизости от дома, чаще бывать с семьей, а то так пропадет.
Он оправдывался — мол, надо было выпить, вот он и выпил, бубнил: надо работать там, где он сейчас работает, потому что там хорошо платят. Говорил и выкладывал на стол деньги, махал ими, хлопая глазами: вот они!..
— Не нужно мне столько твоих денег, — возражала Юля, — будь только ты человеком, расти вот ребенка, мне помогай…
— Ничего ты не понимаешь, — бубнил он свое, засыпая за столом.
Юля дотащила его до кровати, раздела, сокрушенно думая: что это с ним случилось, почему он так пьет, что из всего этого выйдет; если он не хочет работать поблизости от дома, всегда быть с семьей, на ее глазах, надо его заставить.
Наутро он чувствовал себя плохо, ему было не до ее упреков — он искал, как бы и где поскорей «полечить» голову…
…Вот тогда она вскоре и поняла, что он не только часто выпивает, но и завел себе любовницу. Юля вначале не верила этому, только боялась, что так может быть, а потом собралась и съездила туда, где он работал, и увидела, что это так и есть…
Юля больше не ходила к Солодухе просить коня, об этом попросила мать. Она же и сообщила, что Анька, как сказал ее отец, собралась и в тот же вечер, когда Юля ходила к ней, последним автобусом уехала в город. Видимо, как поняла Наталья, она поссорилась с родителями и уехала в пылу ссоры.
9
…Юля сама съездила в далекое село, где работал Геннадий. Люди сказали ей, как звать ту женщину, как найти ее дом. Было стыдно, больно, но она решила съездить туда, сама все увидеть и услышать.
Деревня была, казалось, на краю света, Юля ехала туда и на попутных машинах, и на автобусе. Когда добралась до места, сразу расспросила, где работают шоферы, что стоят здесь на квартирах и возят к реке лес. От людей узнала, что шоферы сейчас далеко отсюда, они же показали, где живет та женщина.
Осторожно расспросила, кто она такая… Ей сказали, что года четыре тому назад у этой женщины умер муж, есть девочка, что сама она работает на почте, держит на квартире двух шоферов.
Юля отправилась на почту. Здание почты было небольшое, деревянное: в одном его конце был ларек, в другом — почта. В окно Юля увидела за столом не очень молодую, но еще и не пожилую женщину, в красной кофте с черными, уложенными вокруг головы косами. Она что–то писала. Лица женщины Юля хорошо не разглядела.
В коридоре, небольшом и темноватом, увешанном плакатами, рассказывающими о том, как следует писать адреса на конвертах и посылках, оформлять денежные переводы, стояли новые ящики для посылок, стол — видно, на нем раскладывали газеты и письма. На пробое, вбитом в косяк, висел замкнутый замок, а петля висела на втором пробое.
Юля, волнуясь, открыла дверь и вошла в помещение почты. Здесь находились две женщины — почтовый работник и старенькая бабулька, которая, как видно, отправляла посылку. И бабулька и работница почты удивленно оглянулись на нее, не знакомую им.
Юля заметила, что женщина, работавшая на почте, была не очень красивой, но и не неприятной с виду — полная, с круглым лицом, с широким, приплюснутым носом и карими глазами. Лицо ее было смуглым, его очень старили морщинки у глаз и возле губ, портила даже полнота — полнота не следящей за своей фигурой женщины. Шея ее также была полной, но не гладкой, а, наоборот, сильно морщинистой. Но в глазах, когда она взглянула, блеснуло какое–то оживление, молодая радость, и Юля, увидев этот счастливый блеск в глазах, совсем растерялась.
"Прошли годы, и та моя давняя обида, как говорил уже, улеглась, забылась или вспоминалась уже с утухшей болью. Ожила, даже обожгла, когда увидел старого Вишневца на площадке возле своей городской квартиры. До этих пор, может, и лет пятнадцать, он не попадался мне на глаза ни в столице, ни в том городке, где сейчас живет, ни в нашей деревне, куда и он, как говорят, изредка наезжает. После встречи с Вишневцом я наказал себе: сдерживайся, дорогой, изо всех сил и ненароком не обижай человека. Когда знаешь тяжесть обиды, боли, так не надо сознательно желать этого кому-то.".
Белорусский писатель Генрих Далидович очень чуток к внутреннему миру женщины, он умеет тонко выявить всю гамму интимных чувств. Об этом красноречиво говорит рассказ "Ада".
"Признаться, она тогда не принимала всерьез робкого Сергея, только шутила: в то время голову ей заморочил председатель колхоза — молодой, красивый, как кукла. Он был с ней очень вежлив, старался сам возить ее всюду на своем «газике». Часто сворачивал в лес, показывал, где в бору растут боровики, как их искать, заводил в такую чащу, что одна она не могла бы выбраться оттуда. Боровиков она так и не научилась находить в вереске, а вот голова ее очень скоро закружилась от «чистого, лесного воздуха», и она, Алена, забеременела.".
"Я в детстве очень боялся цыган. Может, потому, что тогда о них ходило много несуразных легенд. Когда, к слову, делал какую-нибудь провинность, так мать или бабушка обыкновенно грозили: «Подожди- подожди, неслух! Придет вот цыганка — отдадим ей. Как попадешь в цыганские руки, так будешь знать, как не слушать мать и бабушку!» И когда зимой или летом к нам, на хутор, действительно заходила цыганка, я всегда прятался — на печи в лохмотьях или даже под кроватью.".
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.