Югославская трагедия - [59]
— Пройдемтесь немножко. — Вучетин взял меня за локоть. — Я слишком устал… И, кроме того, хочу с вами поговорить.
Мы пошли по улице.
— Узнаёте? — спросил я.
Навстречу нам Васко Христич вел группу пленных. Он и важничал и немного смущался. На нем была уже трофейная тужурка с четырьмя большими карманами, доходившая ему чуть ли не до колен, а на ногах вместо опорок большие кожаные бутсы. Длинные рукава тужурки Васко закатал, и странно было видеть в его тонких детских руках тяжелую винтовку, которую он с трудом держал наперевес.
— Неужели это Васко? А ну-ка, поди сюда.
Повелительным жестом остановив пленных, Васко подошел к командиру и вытянулся на цыпочках, чтобы казаться повыше. С опасением он смотрел на Вучетина: вдруг отберет оружие и отошлет домой.
Но Вучетин, порывисто притянув его к себе, поцеловал в лоб. Васко конфузливо шмыгнул носом и, заморгав длинными ресницами, покосился по сторонам: не уронил ли командир его воинского достоинства?
— Жалко, что тут нету четников, — вызывающе сказал он. — Я бы им еще не то показал! Они мою мать зарезали…
И, козырнув, Васко погнал пленных к сборному пункту.
— У меня был такой же сын, — задумчиво произнес Вучетин, с грустной улыбкой глядя ему вслед.
Во дворах уже горели костры, пламя лизало крутые бока походных котлов. Наш интендант Ракич щедро раздавал поварам припасы из немецких кладовых. Черногорцы и шумадийцы вперемешку сидели вокруг костров в ожидании завтрака. Их боевое воодушевление еще не остыло. У всех столько впечатлений! Слушать некогда, каждому хочется рассказать: как он убил троих, догнал пятерых. У одного из костров с жаром пели песенку, сложенную еще в первый год борьбы:
Мимо нас пробежали Ружица Бркович и Айша Башич с охапками бинтов и пакетами разных лекарств из немецкой санчасти. Важно прошествовал Кумануди, обвешанный трофеями: артиллерийский планшет, фляжка в ременной оправе, бинокль, фотоаппарат.
— Эй, бонбон! Ты, это самое, еще седло на себя повесь! — кричал ему вслед Джуро.
Но Кумануди не отзывался. Размахивая ложкой, он уже спешил к котлу.
Созывая народ, восторженно, гулко зазвучал барабан. Парень в фетровой шляпе с красной лентой на тулье так грохал в барабан кулаками, что в ушах гудело. Из ближайшего села Обровац подоспели музыканты. Старый, с длинными седыми волосами скрипач с увлечением водил смычком, весело подмигивая цимбалисту, и тот с неистовством обрушивал свои палочки на металлические пластинки. А цыган в зеленых штанах и меховой безрукавке извлекал из ивовой дудки пронзительно пискливые звуки.
Люди взялись за руки, сделали два маленьких шажка влево, а один вправо; подвигаясь влево, все быстрее и быстрее засеменили ногами, слегка подпрыгивая, приседая и раскачиваясь, криками «Хай, хай!» понукая друг друга.
— Коло, коло,[38] — вскричал Милетич. — В честь взаимной любви и доверия!
Круг расширялся, вовлекая в себя всех без разбора — и бойцов, и жителей, молодых и старых; Иован — коловоджа, ведущий коло — выделывал самые замысловатые фигуры: то смешное антраша, то невероятные пируэты, то чуть ли не распластывался по земле, то взлетал высоко, испуская возгласы: «Га-га! А-ах! И-ха!». Он скакал так легко и непринужденно, будто сама земля подбрасывала его. Все дружно, единодушно напевали одно и то же:
Невозможно было устоять при такой музыке, при такой пляске и при таком припеве.
Меня схватил за руку Васко и потащил за собой в круг. Я плясал с упоением, позабыв все тревоги, гордясь тем, что имя Сталина — любимейшее на Балканах.
Круг продолжал расширяться по площади, жался к стенам домов и оград.
— Такой хоровод — на месте не устоишь, а я не могу плясать! Пройдемтесь немного, — снова обратился ко мне Вучетин, когда я вышел из круга».
19
«…Навстречу нам дул северец. Сухой и колючий, как толченое стекло, снег сек наши разгоряченные лица.
Втянув голову в остро приподнятые плечи, Вучетин шагал, о чем-то глубоко задумавшись. Расстояние и ветер постепенно гасили музыку. Скоро смолкли и гулкие барабанные удары. Оголенные черные равнины, с которых ветер слизывал снег, выглядели уныло и скучно. Солнце, ясное утром, расплывалось теперь в мути неба тусклым желтым пятном. И на буром ковыле, и на кустах терновника, которые шуршали в придорожных канавах, и на полях с заснеженными бороздами, будто расчесанных гигантским гребнем, лежал мутно-пепельный налет.
Мы вышли за черту города.
Вучетин замедлил шаги:
— Курите, друже? Нет? А я вот иногда.
Он достал кисет, свернутый валиком, осторожно расправил его и опустил внутрь коротенькую трубку.
Этим кисетом, самым обыкновенным, засаленным и вытертым, Вучетин очень дорожил: он достался ему от отца, а отцу подарил его один русский солдат по имени Степан, приходивший сюда воевать с турками. Кисет — единственное, что у Вучетина осталось на память о родном доме в Риеке-Чарноевичи, о семье.
— Посидим здесь, друже.
Согнувшись в сильном припадке кашля, командир почти упал на скамью, стоявшую у каменного распятия.
— Вам нездоровится, — сказал я. — Вернемся?
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.