Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [312]

Это было не какой-то особенностью КПЮ и коммунистического режима, установленного в Югославии, а в той или иной степени чертой, присущей тогда всему коммунистическому движению и системе власти, на которую оно было естественно ориентировано: эталоном системы выступала советская государственная модель. Характерно, как член Политбюро ЦК КПЮ и член НКОЮ Андрия Хебранг, приехав в январе 1945 г. в Москву, в своем докладе о положении в Югославии, сделанном в Отделе международной информации ЦК ВКП (б), определял главное достижение КПЮ. Оно, подчеркивал Хебранг, заключалось в том, что осуществленными под руководством партии переменами созданы возможности превратить – при наличии необходимых международных условий – образованную в стране новую власть в советскую и начать строительство социализма²³.

Под «превращением» власти в советскую Хебранг, как видно из смысла его доклада, подразумевал на самом деле просто наступление такого момента, когда внешнеполитические условия, в которых находилась новая Югославия, позволят открыто заявить о подлинном, уже реально аналогичном советскому характере режима, устанавливавшегося под руководством компартии, и «классово-социалистических» целях начатых общественных перемен. В верхах КПЮ было общепризнанным, что возглавляемая ими власть является, по существу, советской. В частности, эта оценка давалась в уже упомянутой информации Карделя, направленной в начале февраля 1945 г. в ЦК ВКП (б), и высказывалась Милованом Джиласом при встрече со Сталиным во время визита югославской правительственной делегации во главе с Тито в Москву в апреле 1945 г.²⁴

Однако довольно долго, по крайней мере до 1946 г., компартия и руководимый ею режим продолжали тактически воздерживаться от публичного выдвижения прямых коммунистических (по тогдашней терминологии – социалистических) лозунгов и задач. В открытых политических заявлениях, в средствах массовой информации, в рассчитанной на широкие слои населения агитации, которая усиленно велась через НОФ и другие упомянутые выше массовые общественные организации, по-прежнему провозглашались, как правило, цели создания «подлинно демократического строя», «народовластия», установления «социальной справедливости».

Наряду с тем, что преследование и подавление любых политических оппонентов режима обосновывалось обвинениями их в «национальном предательстве», коллаборационизме, «антинародной деятельности», подобными же аргументами обосновывалась ставшая развертываться с конца 1944 – начала 1945 г. масштабная экспроприация в экономике. Ее проведение фактически означало широкую национализацию. Юридическое основание для этого было создано рядом законодательных актов, принятых Президиумом АВНОЮ: постановлением от 21 ноября 1944 г. о переходе в государственную собственность имущества врага и его пособников и о государственном управлении имуществом отсутствующих лиц, законом об изъятии военной прибыли от 24 мая 1945 г. и законом о конфискации от 9 июня 1945 г.²⁵ Под их действие подводилась преобладающая часть собственности югославских предпринимателей, а вся иностранная собственность подпадала под категорию имущества либо врага, либо отсутствующих лиц. Согласно данным, официально приводившимся впоследствии, уже в первый год послевоенного существования Югославии государственный сектор экономики охватил 82 % промышленности, решающие звенья банковской системы, подавляющую часть оптовой торговли²⁶.

Таким образом, и создание коммунистического режима, и образование значительного государственного сектора в народном хозяйстве, сосредоточившегося в руках власти, осуществлялись под флагом национально-демократических мер, а не под лозунгами классово-социалистических перемен. Публично лишь до некоторой степени и в каких-то определенных случаях указывалось на действительный смысл происходившего, когда по тем или иным причинам, в частности для политической мобилизации сторонников режима, его пропаганда считала нужным заявить, что установленная власть по своей «социальной, классовой сущности» является властью «плебейских масс, во главе с рабочим классом», и что она должна опираться только на совершенно иную, противоположную «капиталистической», социальную структуру в экономике страны²⁷.

В носившей же более закрытый характер пропаганде среди членов КПЮ, СКМЮ и близкого к ним беспартийного политического актива, нередко достаточно широкого, куда прямее разъяснялись и обосновывались смысл и реальная направленность проводившихся мер как неотъемлемой части курса на создание системы, подобной советскому устройству, на «построение социализма». Политику осуществления коммунистических целей под видом перемен национально-демократического характера Йосип Броз Тито, выступая 12 мая 1945 г. на проводившемся сугубо закрыто I съезде Коммунистической партии Сербии, объяснял в духе употребительных тогда в коммунистическом движении идеологических схем «марксизма-ленинизма», в частности так называемой теории перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. Он заявил, что в условиях, возникших в ходе только что завершившейся войны, «как раз не так ясно оформлены этапы буржуазно-демократической и пролетарской революции», одно не отделено от другого. И сослался на свой разговор со Сталиным, который сказал ему, что такое положение «никак не противоречит учению ленинизма»