Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [307]

Глава 1 По советскому образцу: первые годы коммунистического правления

Контрасты внутриполитического развития. Из военного водоворота Югославия вышла с огромными, по меркам численности ее населения, людскими потерями. По данным, принятым в качестве более достоверных в современной историографии, эти потери составили несколько больше миллиона человек¹. Согласно мнению, весьма распространенному в той же историографии, чуть ли ни преобладающая их часть пришлась на жертвы внутриюгославских кровопролитных межнациональных/межконфессиональных и политических конфликтов: массового геноцида и ожесточенной гражданской войны². Неудивительно, что после столь трагических четырех лет в стране, восстановившей целостность и государственную независимость, был глубокий внутренний раскол, характерный как для всего югославского общества, так и для большинства из его этнических и традиционно-региональных составляющих.

На одном полюсе, главным образом той частью населения, что участвовала в движении, руководимом КПЮ, либо оказывала ему так или иначе поддержку, установленная коммунистическая власть воспринималась как своя и поддерживалась с той либо иной степенью энтузиазма. На другом полюсе, преимущественно в той части общества, которая в прошедшие четыре года была тесно связана со стоявшими на прооккупационной или антиоккупационной стороне активными противниками движения, возглавлявшегося компартией, новая власть рассматривалась как враждебная. Наконец, еще одна часть населения занимала своего рода промежуточную позицию, в различной мере колеблясь между этими двумя полюсами. Она в основном состояла из тех, кто относился к новой власти с большей или меньшей степенью сомнения, недоверия либо страха, но преимущественно был все-таки готов, как минимум, некоторым образом примириться с ней, а как максимум, лояльно сотрудничать. В обмен на такую готовность эти слои хотели получить от власти хоть какие-то гарантии своей безопасности, защиты имущества, создания условий для выживания, а если возможно, то и улучшения жизни.

В какой пропорции соотносились численно друг с другом названные три части населения, определить – даже приблизительно – весьма трудно. И не только потому, что в условиях стремительно и драматично развивавшихся событий соотношение могло достаточно быстро меняться в ту или иную сторону, причем в разных концах страны и в разных этнических средах более чем неодинаково. Но в еще большей мере потому, что ясных и надежных документальных данных, которые бы объективно свидетельствовали об этом, в распоряжении исследователей почти или вовсе нет. Их нет даже применительно ко многим, если ни к подавляющему большинству, из югославских регионов, не говоря уж обо всей Югославии. Ведь никаких адекватных замеров общественного мнения в тех условиях не было и быть не могло. А оценки, дававшиеся в то время самими участниками событий, как индивидуальные, так и исходившие от общественно-политических субъектов либо властных структур, были весьма приблизительными, часто очень выборочными и, что не менее важно, пристрастными или просто зависевшими от уровня понимания происходившего. К тому же, если речь идет об оценках, высказывавшихся публично, то их достоверность и вовсе сомнительна, так как их озвучиванием преследовались сплошь и рядом чисто пропагандистские, политические цели – и со стороны власти, и со стороны ее оппонентов.

Правящий режим в публичной пропаганде утверждал, что на его стороне – подавляющее большинство народа³. Но в своих тщательно скрытых от публики внутренних документах и во время сугубо секретных обсуждений складывавшегося положения сама же власть, вплоть до ее фактически главного органа – Политбюро ЦК КПЮ, оценивала собственные позиции куда как скромнее. Нередко говорилось о более чем значительной, а иногда даже о преобладающей части населения, настроенной не в пользу режима либо прямо враждебной ему в ряде регионов, например, в Хорватии, в собственно Сербии, а особенно в Косово и Метохии. При этом указывалось, что подобная ситуация складывается в большой мере за счет крестьянства, наиболее многочисленного в Югославии. Однако, в некоторых случаях, в частности по поводу такого ключевого региона, как Сербия, высказывания разных членов Политбюро могли заметно различаться между собой. Более того, отличались друг от друга и оценки, дававшиеся в разных случаях одними и теми же членами руководства КПЮ, например, Эдвардом Карделем⁴. Это лишний раз свидетельствует о более чем проблематичной достоверности даже тех секретных оценок, из которых коммунистическая власть исходила в своих собственных, тщательно скрывавшихся выкладках.

Противники власти, в свою очередь, нередко считали или, по крайней мере, утверждали, что подавляющее большинство – как раз против нее, во всяком случае, в ряде наиболее крупных регионов или в основных этносах. А она держится только за счет насильственного подавления народа, террором в отношении него⁵. Методы силового подавления и террора в отношении тех, кто стоял на позиции враждебности коммунистическому режиму, а тем более противодействия его утверждению, действительно использовались новой государственностью активно, и размеры их применения были весьма значительными.