Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [193]
В итоге Сталин, то ли вняв их доводам, то ли стремясь быстрее устранить возникшее препятствие к заключению договора, согласился отказаться от формулы о нейтралитете. И под утро 6 апреля договор, датированный 5 апреля, был подписан. В нем говорилось, что если на одну из договаривающихся сторон нападет третье государство, другая договаривающаяся сторона «обязуется соблюдать политику дружественных отношений» с той, которая подверглась агрессии>142. А на импровизированном банкете, состоявшемся в кремлевском кабинете Молотова сразу вслед за подписанием договора, в присутствии лишь десятка с небольшим непосредственных участников, Сталин предложил, чтобы югославы безотлагательно связались с советским генштабом для решения вопросов о срочных поставках вооружения в Югославию. В результате уже 6 апреля утром в генштабе состоялись переговоры с Симичем, где была достигнута конкретная договоренность об отправке для югославской армии вооружения и боевой техники, и их сразу стали готовить к переброске в Югославию>143.
Поскольку исследователи до сих пор так и не располагают документами тогдашнего советского руководства, в которых бы содержались данные о том, из каких перспективных замыслов исходил Сталин, заключая советско-югославский договор, в историографии высказываются разные предположения об этих замыслах. Есть авторы, по мнению которых советский руководитель хотел этим ускорить нападение Германии с ее союзниками по «оси» на Югославию, чтобы с помощью создания нового театра военных действий на Балканах связать на время руки Гитлеру и таким образом отсрочить возможную нацистскую агрессию против СССР. Согласно другой оценке, советско-югославским договором Сталин надеялся, наоборот, вынудить фюрера, чтобы тот воздержался от атаки на Югославию и вступил в переговоры с Москвой о достижении нового компромиссного соглашения, подобного советско-германским договоренностям 1939 г. и способного устранить либо хотя бы существенно отодвинуть военную угрозу третьего рейха Советскому Союзу, а вместе с тем обеспечить интересы Кремля в ряде спорных с Германией районов, особенно на Балканах и в зоне черноморско-средиземноморских проливов. Встречаются и попытки совместить обе точки зрения, представив их в качестве разных вариантов сталинского замысла на случай того или иного развития ситуации>144.
Те документальные данные, которые нам известны и которые в значительной мере изложены выше, прежде всего спешка, с какой советская сторона старалась заключить договор, явно пытаясь этим упредить возможное нападение на Югославию, свидетельствуют скорее о стремлении сдержать в тот момент Берлин, заставить его не рисковать открытым вызовом Кремлю и не прибегать к военной силе против югославов. Наряду с этим обращает на себя внимание, что 5 апреля в беседе с Симичем Вышинский с ведома советского руководства, вопреки всей прежней политике Москвы, направленной против английского вмешательства в балканские дела, посоветовал, чтобы Белград пошел на соглашение с Англией и получение британской военной помощи>145. Такой совет едва ли мог означать иное, чем то, что Кремль теперь был заинтересован, чтобы осуществлявшаяся при непосредственной поддержке и участии англичан военная операция в Греции против итальянского вторжения, которое со дня на день должно было быть поддержано германским, в итоге распространилась и на Югославию. Все это дает больше оснований полагать, что, вместе со стремлением путем заключения советско-югославского договора заставить Гитлера отсрочить нападение на Югославию, Сталин рассчитывал, что она, получив тем самым какую-то передышку и подготовленная с британской и тайной советской помощью, затем, при последующей германской атаке, станет хотя бы на некоторое, относительно протяженное время, в связке с Грецией и английскими войсками, существенным звеном балканского фронта борьбы с агрессией «оси». Вполне логично, если обусловленная этим перспектива военной занятости Германии на Балканах рассматривалась в Кремле как фактор, способный на тот или иной срок отодвинуть непосредственную опасность нацистского нападения на СССР. Как не лишено логики и соображение, что Сталин мог надеяться путем осложнений для Германии на Балканах вынудить Гитлера к новым переговорам и новому советско-германскому соглашению на приемлемых для Москвы условиях. Однако окончательное суждение по указанным вопросам вряд ли может быть вынесено без исследования новых, необходимых для этого, но пока отсутствующих источников.
Во всяком случае, каковы бы ни были расчеты Сталина, они, так же как расчеты Симовича на СССР в качестве фактора, который может предохранить Югославию от агрессии «оси», оказались нереалистичными. Ибо Гитлер вовсе не был озабочен позицией Кремля в такой степени, как это казалось не только Симовичу, но все еще и Сталину. Нацистский фюрер исходил из серьезной военной уязвимости СССР и не опасался, что советское руководство решится пойти на риск прямого конфликта с Германией из-за Югославии. Он уже почти не скрывал, что не считается с Москвой как с партнером. И свое решение напасть на Югославию, принятое 27 марта, привел в исполнение в ранние часы 6 апреля, почти тогда же, когда в Кремле был подписан советско-югославский договор.
