Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [176]

. В этой ситуации в Белграде не знали, на что решиться. Так, 17 мая югославское правительство обратилось к своим союзникам по Балканской Антанте, в частности к правительствам Греции и Турции, с запросом об их позиции в случае, если Югославия подвергнется нападению Италии или Германии. Те ответили, что готовы рассматривать вопрос об оказании помощи, но только на основе взаимности, и указали на необходимость начать с выполнения февральской договоренности о военных совещаниях, созыв которых блокировался как раз Белградом. На это день спустя югославская сторона заявила об отзыве своего запроса и о предложении считать, что ни его, ни ответа не было²⁶.

В страхе, как бы ни вызвать опасные для Югославии действия со стороны Италии, не говоря уж о Германии, Павел Карагеоргиевич вместе с тем пытался расширить поле для внешнеполитического лавирования, использовать на международной арене дополнительные факторы, с помощью которых было бы возможным хоть в какой-то мере усилить югославские позиции. В поисках таких факторов его внимание все больше привлекал СССР, который после вступления в результате советско-германских договоров августа – сентября 1939 г. в своеобразный альянс с «третьим рейхом» проявлял растущую активность на европейской сцене, в том числе особенно стал претендовать на роль нового полюса притяжения для балканских стран, прежде всего для славянских Болгарии и Югославии.

Для Белграда вопрос об изменении отношения к СССР был более чем непростым не только из-за резкой социальной враждебности большевистскому режиму, но еще и ввиду специфического его неприятия (и потому почти самого долгого в тогдашней Европе непризнания), вызывавшегося особенно тесными узами Карагеоргиевичей со свергнутым российским императорским домом. Еще осенью 1939 г. дипломатическим представителям обеих воюющих сторон высказывались югославскими верхами и самим Павлом опасения по поводу возможного распространения советского влияния на Балканах, а то и советской экспансии в регионе. Причем об этом говорилось, как о чрезвычайно важной угрозе²⁷. Но суровые условия крайне трудного и опасного международного положения Югославии вынуждали руководство страны к тому, чтобы уже вскоре серьезно обдумывать проблему установления отношений с СССР. Вместе с тем в начале января 1940 г. от югославского посла в Анкаре поступило в Белград донесение о высказываниях советского полпреда в Турции, в которых давалось понять, что СССР, в свою очередь, отнесся бы положительно к установлению советско-югославских отношений. Результатом были последовавшие в конце марта через тот же контакт между дипломатическими представителями Югославии и СССР в Анкаре предложение югославского правительства послать в Москву свою официальную делегацию для установления экономических отношений и ответ советского правительства о согласии на это²⁸.

Официально информируя 17–18 апреля правительства Италии, обеих воюющих сторон (как Англии и Франции, так и Германии) и своих союзников по Балканской Антанте о предстоявших переговорах в Москве, югославское правительство подчеркивало, что его инициатива вызвана исключительно экономическими соображениями: необходимостью обеспечить потребности Югославии в нефти, хлопке, черных металлах, которые ей в конкретных условиях ведущейся войны удобнее и выгоднее всего приобретать в Советском Союзе²⁹. Однако в доверительной беседе с британским посланником Павел сказал, что главной целью вступления в переговоры с СССР было вызвать тем самым чувство неуверенности у руководства Италии и держать последнее в неизвестности³⁰. Принц-регент, очевидно, имел в виду, что режим Муссолини, в котором югославская сторона усматривала в тот момент источник наибольшей угрозы, может заподозрить возможность советского покровительства Белграду, а это способно оказать сдерживающее воздействие на итальянскую политику в отношении Югославии. Тем более, что Рим, отрицательно относившийся к договоренностям Берлина с Москвой 1939 г. и в данной связи даже гадавший, нет ли какого-то закулисного германо-советского сговора о Балканах, мог опасаться, что начавшийся советско-югославский контакт связан с подобным сговором. Вместе с тем Павел не исключал, что в случае успеха экономических переговоров дело придет и к установлению дипломатических отношений между Югославией и СССР³¹.

Переговоры в Москве, состоявшиеся в конце апреля – начале мая 1940 г., завершились подписанием 11 мая советско-югославского договора о торговле и мореплавании³². Это расширяло для Югославии перспективы приобретения возможности большего внешнеэкономического маневра, что имело значение ввиду все усиливавшегося германского экономического диктата. Переговоры были значимы и в том смысле, что югославская делегация прозондировала вопрос о приобретении у СССР вооружения и получила ответ о возможности этого³³. Наконец, принимая 8 мая делегацию, председатель Совнаркома В.М. Молотов весьма прозрачно высказал советскую позицию в поддержку необходимости противостояния грозящим Югославии опасностям со стороны Германии и Италии. И подчеркнул в этой связи важность усиления югославской обороноспособности