Югана - [2]

– Карыш, Летучая Стерлядь, шибко хорошо вел облас! Но весло обмануло Карыша – оно сломалось, – сказала Югана. – Ургек и Таян идут рядом! Смотри, Югана, у них силы равны, – сказал Карыш. Разгоряченным взглядом он был еще там, в буре и грохоте волн.

Орлан и Карыш, встретив братьев, помогли им вытащить на берег обласы. И вот стоят братья-близнецы, четыре шестнадцатилетних парня, не по годам возмужалые, гордые, рослые, с загорелыми и обветренными лицами; у каждого из них набиты на руках сухие мозоли от весел. Они, улыбаясь, смотрят на седую эвенкийку и ждут, что скажет им мудрая наставница.

– Теперь Югана спокойна. Сам великий Орел-Волнорез смотрел на сыновей из небесного урмана глазами речной чайки. Югана много видела весенних бурь на таежных реках, но сегодня самая великая буря. Сыновья Орла-Волнореза могут считать себя молодыми вождями. Но главным вождем племени Кедра будет Орлан. Сам Вас-Юган выбирал главного вождя. Берегини, русалки, баловались с Карышем, ломали у него весло. Сам Сивер – Злой Дух тундры – и великие волны – сердитые языки реки – не пустили Карыша вырваться вперед и обогнать Орлана. Нет, не Югана выбирала главного вождя племени Кедра. Вождя выбирали небо, земля и вода.

– Мы не спорим, Югана… Все было по справедливости сейчас и зимой, когда раненый медведь у берлоги кинулся на Ургека и подмял его, мы на какой-то миг растерялись, а Орлан ударом ножа уложил зверя, – сказал Таян.

– Надо в дом Шамана идти. Чай можно пить теперь, отдыхать, – позвала Югана молодых вождей, постукав угасшей трубкой о муличку, навершие весла.

– Югана, мне послышалось, что за той проточкой взвыла собака… – сказал Ургек, показав рукой на устье небольшого заливного ручья-перешейка, берег которого заполнился густой зарослью шиповника.

– Хо, уши великого охотника Ургека не путают голос ветра и шум волн реки с языком собаки, – уверенно сказала Югана, окинув дальнозоркими глазами берег проточки, заросший непролазным кустарником.

– Югана, верно, собака вылезла из берегового чащобника, и у нее, видимо, нет сил переплыть перешеек. Я мигом сяду в облас и перевезу ее, – выпалил Таян и бросился сталкивать облас на воду.

Когда рослый кобель, из породы обских лаек, устало вылез из обласа на берег, стало понятно, что у него повреждены передние лапы. Убедившись, что здесь, на суше, ему не грозит опасность, он приветливо вильнул хвостом и, прихрамывая, торопливо направился к береговому взгорку, откуда хорошо была видна бушующая таежная река.

Югана и ребята молча смотрели на отощавшего белошерстного кобеля, с черными пятнами на голове и черными ушами. Люди думали об одном: с хозяином этой собаки случилась какая-то беда.

– Ушкан, – таким именем окрестила Югана лайку, – смотрит на реку и ждет своего человека, хозяина… Вы оставайтесь тут, погодите маленько. Югана одна пойдет к Ушкану и станет говорить с ним, – сказала эвенкийка и, не взглянув на парней, торопливо пошла туда, где сидела собака. Ушкан, вытянув морду, чуть приложив уши, смотрел вдаль настороженно, тревожно.

Югана понимала, куда был прикован взгляд умной лайки, – по реке несло большую, вывороченную с корнями сосну. Корни сосны, омытые речными волнами от мшистой дерновины и супеси, напоминали причудливое переплетение сказочных змей. Плывущую сосну захлестывали, ударяли зыбкие волны, и развесистые корни-боковики, словно живые, пружинились, извивались. Затонувшие хвойные ветви служили как бы подводным парусом, и сосна плыла по течению реки ходко, несмотря на супротивный ветер «низовик».

– Ушкан пришел к молодым вождям просить, чтоб они спасли хозяина – человека? – спросила Югана у лайки, и та, ласково взглянув на эвенкийку, повиляла хвостом, а потом протяжно и тихо, как бы опасаясь кого-то потревожить, «ответила»:

– Ав-ав, уу-уу…

Это, как поняла Югана, означало, что там, в бушующих волнах реки, возможно даже на этой плавежной сосне, несет человека.

Югана погладила Ушкана по голове, и тот, радостно взвизгнув, лизнул морщинистую руку эвенкийки и несколько раз тявкнул. Югана еще раз внимательно присмотрелась к плывущей по реке сосне, и ей почудилось, что на дереве омертвело, будто окаменев, сидел обессилевший человек, он сидел на комле сосны, как на спине золотисто-бронзового жеребца.

– Югана! – крикнул Орлан, подбежав к эвенкийке. – Да ведь на плывущей сосне человек! У нашей лодки-дюральки пробито днище. Вчера напоролись на топляк…

– У молодых вождей есть легкие речные обласы, – сказала Югана, дав понять, что теперь уже некогда думать о лодке.

И вот ушли от берега четыре речных обласа, ринулись в кипящие волны весеннего Вас-Югана.

– Твой хозяин живой там? – спросила Югана собаку, которая стояла у берегового обрыва и устремленно смотрела на плывущие обласы.

– Р-рр, ав-ав, – ответила собака и завиляла хвостом.

Эвенкийка хорошо понимала язык собаки. Человек на плывущей сосне был живой. Иначе бы Ушкан, почувствовав смерть хозяина, воем оплакивал бы несчастье. Как не понимать все это Югане, если у людей ее таежного племени собака считается обожествленной: она защитник, друг и кормилец человека урманной земли.