Юг в огне - [3]

Шрифт
Интервал

— Такие, как ты, конешное дело, отлынивают от фронта, — процедил сквозь зубы Свиридов, с пренебрежением глядя на усатого казака.

— Что ты, Максим, ко мне все цепляешься? — выпуская из носа широкую струю дыма, вспылил тот. — Я ведь тебе не жена. Как колючка, прицепился.

— Ну, бросьте вы, — снова примиряюще сказал Сазон. — Чего вы взъерепенились?.. Ты вон глянь, Максим, жалмерок-то сколько попришло. На тебя поглядывают… Ох, братцы мои, сколько их развелось тут! Да бабы-то, бабы-то какие — красивые, жирющие! Эх, дьявол бы их побрал, да разве ж от них захочешь идти на позицию?

Казаки, взглянув на молодых женщин, засмеялись.

— Жируют тут без нас, — со вздохом проронил кто-то из казаков. Молодые казаки все на позицию, так они тут старикам-свекорам головы позакружили.

— Истинную правду гутаришь, — захохотал Сазон. — Гляньте, снохачи-то повыстроились, — указал он на стариков, нетерпеливо поглядывающих на крыльцо правления, На котором вот-вот должен появиться атаман. — Видите, так их… загорюнились, чуть слезы не льют, жалко им, вишь царя-батюшку…

— Брось дурковать! — оборвал его Свиридов.

— Что это ты, Максим, не с той ноги, что ли, ныне встал? — насмешливо посмотрел на него Сазон. — Тебе что, стариков стало жалко? Да будь они прокляты, старые хрены!

— Чего ты на них обозлился, Сазон? — смеясь, спросил Прохор. — Может, у тебя какой старик жену отбил, а?

— Таких делов за своей жинкой не замечал, — проговорил Сазон. — А вообще-то все могет быть. Надежду можно иметь только на отца да на мерина. Отца не уведут, а мерина не продадут… Ха-ха! Кажись, перепутал пословицу… Ведь они, старики-то, охальники наипервейшие. Им в рот пальца не клади. Хоть зубы у них и плохие, а откусят…

Казаки захохотали.

— Атаман вышел! — крикнул кто-то.

Гомон над площадью затих. Взоры всех устремились на крыльцо правления. Там, держа булаву, в окружении своих помощников стоял станичный атаман Никифор Иванович Попов, упитанный, краснолицый казак лет за пятьдесят. На нем была светло-серая драповая офицерская шинель с поблескивающими орластыми пуговицами в два ряда. На плечах отливали серебром есаульские погоны. Лицо атамана было скорбно, словно он только что вернулся с похорон близкого человека.

Смахнув с головы каракулевую серую папаху и погладив широкую русую бороду, он внимательно оглянул толпу.

— Здравствуйте, господа станичники, казаки и урядники! — крикнул он.

— Здравья желаем, ваше благородье! — послышались ответные голоса. Здравствуйте, господин станичный атаман!

— Что, дорогие станичники, пришли узнать всю правду от меня? — тихо спросил атаман, снова с грустью обводя взглядом толпу.

— Да, господин атаман, — прорвался гул голосов. — Пришли узнать… Расскажи нам!.. Расскажи!..

— Не моими бы устами говорить, а вашими ушами слушать эту печальную весть, — проговорил атаман. — Ну что же, послушайте. Что знаю расскажу… Совершилось, дорогие станичники, невиданное и неслыханное доселе в истории Российского государства событие. Наш самодержец всероссийский, государь-император Николай Александрович, в силу сложившихся обстоятельств вынужден был подписать отречение от престола… — Голос у атамана задрожал. Многим показалось, что в глазах у него блеснули слезы.

Толпа стояла не шевелясь, напряженно слушая, что говорил атаман. Лишь кое-где отсмаркивались старики, вытирая глаза.

— …вынужден снять с себя сан императора всероссийского, продолжала атаман, — перешедший ему по наследству от предков, православных русских царей… Власть перешла в руки Временного правительства во главе с председателем Государственной думы Родзянко… События, господа казаки, нарастают с головокружительной быстротой, и неведомо никому, что сулит нам завтрашний день… Да, господа, свершилась революция. Угодна она вам или нет, но это факт. От него никуда не денешься… В столице нашей, в Петрограде, сейчас происходят беспорядки. Чернь вышла на улицу. Идет стрельба, много невинных жертв. Таково положение в Петрограде. Я молю бога, господа станичники, чтобы эта смута не коснулась бы нашего тихого Дона… Мы, казаки, всегда, из века в век, самоотверженно служили своей отчизне и…

— Престолу! — насмешливо крикнул кто-то из группы фронтовиков.

— Тш!.. Тш!.. — зашикали в толпе.

Атаман метнул свирепый взгляд туда, откуда послышался крик. Там стояло десятка два солдат с красными бантами на груди и несколько казаков. Они насмешливо встретили взгляд атамана. Кто из них крикнул — трудно понять. Клокоча от гнева, атаман хотел было накричать на них, но передумал. Нужно ли в такое время связываться со смутьянами?

— Вот! — злорадно поднял он палец вверх. — Не всем понравились мои слова… Но пусть они кое-кому и не нравятся. Зато основной массе казачества они дороги и понятны… Вот сейчас злонамеренный человек, фамилии его не знаю и знать не хочу, крикнул, что казаки, дескать, служили и престолу… Да, и престолу, скажу я. И плохого я в этом ничего не вижу. Престолу, дорогие станичники, скажу я с гордостью, даже. Правду никогда не страшно сказать. Может быть, я и ошибаюсь, господа, но мне кажется, что нам, казакам, неплохо жилось при царях. Всегда мы имели от государей льготы и привилегии. Мы были первыми людьми в государстве Российском, верными сынами отечества своего.


Еще от автора Дмитрий Ильич Петров
Перед лицом Родины

Роман известного советского писателя Дмитрия Петрова (Бирюка) - повествование, охватывающее четверть века: с начала двадцатых годов до первых послевоенных дней. Действие романа развертывается то на Дону, то в Москве, то в Париже, главные герои произведения - честные, преданные своему народу и своей Родине русские люди, оказавшиеся жертвой репрессий 1937-1939 годов.


Рекомендуем почитать
Том 1. Облик дня. Родина

В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).


Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки

В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…


Превратности судьбы

«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».


Откуда есть пошла Германская земля Нетацитова Германия

В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.


Осколок

Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.


Голубые следы

В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.