Юджиния - [54]

Он не знал, как удивить ее, и повез домой к своему другу — футбольной звезде национальной команды. Ей понравилась квартира, и она понравилась звезде. Он водил ее по комнатам, показывал кубки, грамоты, фотографии с Пеле и на чемпионате мира в Уимблдоне, групповые снимки, золотые медали чемпионов Европы, завоеванные в первый и единственный раз, где его друг забил победный гол — 1:0. Вот другом он ее удивил…

Потом они ужинали и развлекались. И тогда Александр в первый раз поразился: как она пила водку. Профессионально, легко и как само собой разумеющееся. Слабая, казалось, ручка с оттопыренным пальчиком легко опрокидывала полную рюмку, но сначала — вздыхала не по-детски, кидок до дна и нет содержимого, чуть расширенные глаза. И не отказывалась от еще. Тонким голосом говоря «спасибо». Как старые перечники, постоянно переглядываясь со своим другом, они только восклицали наперебой: «Нет, ты смотри, какой ребенок! Какое солнышко! Ласточка какая!» — «Саш, я не могу, не видел никогда таких! Это же чудо!»

Чудо пило и не спешило закусывать, во все ушки слушая россказни его друга о разных стадионах и уголках мира. Она была так увлечена, что и не помнила о нем, забыв про все на свете. Он чувствовал себя лишним и уж думал, не уйти ли, оставив ее другу, но останавливала эта невинность на лице и эта непорочность во взгляде. Он не хотел, чтобы ее кто-то имел. Она была невинна и чиста. Будь она не девушка, он бы оставил ее другу. Раз она хотела. Но, слава богу, настало время уходить, и он вынес ее из воспламеняющегося дома друга. В дверях, про-щаясь, тот сказал: «Только не испорть ребенка». Он бы и не осмелился ее коснуться.

Было половина одиннадцатого. Они шли. Неожиданно она взяла его руку и сжала пальцы. Это было удивительно, тем более не имело никакой связи с предыдущим. А разве все должно иметь связь? И он подумал…

— Ты хочешь посмотреть мою квартиру? — спросил он.

Он снимал квартиру через мост от квартиры друга. Куда привозил своих «любимых».

— А там есть простыни? — почему-то спросила она. Он едва не бросился на дорогу, под машину, но

сдержал себя. Так как, признаться, думал, что этот вечер — последний. Судя по ее отношению.

Он сдавался: он не мог удивить этого ребенка.

Ехать надо было через мост, всего два километра, и таксист с трудом согласился.

Сдерживая дыхание, он поднялся на четвертый этаж. Она была безразлична. Войдя в комнату, он включил приглушенный свет, сразу же ожидая ее возражения, чтобы свет был полный. Но она никак не отреагировала.

Спросил, что она хочет, и она взяла конфету. После конфеты она посмотрела ему в глаза и сказала:

— Мне понравился Афанасий. Его друг.

— Я рад, — сказал он, хотя не был уверен.

— Но ты — больше, в тебе что-то есть.

Он даже не представлял, что этот ребенок разбирается в мужчинах.

— Поздно, — вдруг сказала она и посмотрела на него.

Он впервые смешался.

— Я могу отвезти тебя домой, если…

— Дом далеко, — никак сказала она.

— Ну, если… ты хочешь… ты можешь остаться здесь… я не буду…

Она даже не обратила внимания:

— Надо позвонить маме и что-то наврать. Почему я не приеду домой. У него дрогнуло сердце и замелькало в глазах. Он не поверил…

— Можно сказать, что у подруги день рождения, — спокойно рассуждала она. — Все остаются гулять до утра.

— Да!., да!.. — как вдогонку за убегающим поездом бросился он.

Пытаясь удержать в голове сотни разбегающихся, мечущихся мыслей. Он догонял паровоз, не догоняя… Она спокойно встала, доела конфету, процока-ла к телефону, напрягла губки и сняла трубку.

— Мама, это я, — сказал детский голосок. Такой сладкой лжи, явной и профессиональной, умелой и отрепетированной, он не слышал никогда. Тем паче от этого невинного ребенка. Александр сидел в углу дивана, забившись, и верил и не верил. Кажется, впервые сознавая, что она делает это ради него. Но ошибся. Она повесила трубку.

— Все в порядке. Она сказала, чтобы я не пила много.

Он ошарашенно смотрел на нее.

— Кто? — не понял он.

— Мама. Разве ты не слышал разговора?

— А… да. — Он пришел в себя. И небрежно спросил: — А ты разве много пьешь?

— Когда как. А что здесь особенного?! Ты на меня смотришь, как в зоопарке на павлина. Ты никогда не видел пьющих девушек?

— Нет, да, но…

— Спать хочется, — не дослушав его, вдруг зевнула она.

— Да, да, — засуетился он, — я сейчас постелю… — и замер.

— Я пойду в ванную. Каким полотенцем можно вытереться?

Он, все не веря своим ушам и глазам, прошел в ванную и показал.

Она хмыкнула, сказала «спасибо» и закрыла дверь.

Он стоял на кухне и не соображал. Он не знал, что делать и как все это понимать. Что можно и что нельзя? Она была нецелованным ребенком, так ему казалось. Только во время телефонного разговора он слегка заколебался, потом подумал, что это детская игра. Она играла, для него. Он не верил, что она могла быть женщиной. Что-то знающей. Или понимающей.

Он услышал шорох снимаемой одежды, звук воды, шелест мытья, мытье; он задрожал, его в первый раз трясло. С одной стороны, он понимал, что женщина моется для того, чтобы… По крайней мере, в России… С другой стороны, он не мог поверить, что она — сядет на него… или он войдет в отверстие, аркой соединяющее эти тонкие стройные ножки… Тысячи мыслей бились и рвались, разрывались в его мозгу. Такого с ним еще не было.