Юдаизм. Сахарна - [70]

выкинуть из русских музеев, из Музея Александра III, Эрмитажа, Академии Художеств все эти «chefs-d’oeuvre» разных Левитанов, Гинсбургов, Аронсонов, все эти павлиньи перья из иудейского хвоста. Да, — еще Рубинштейнов из Мариинской оперы и какого-то скульптора с «Ермаком», «Грозным» и уж, конечно, «Умирающего Спинозы». Как его? Забыл, к счастью, имя (захлестнуло).

Но мы «ленивы и равнодушны» (Пушкин).

Как иудеи вступились за одного французского офицера — еврея (Дрейфус). А мы?

И они понимают, что нас можно раздавить.

(на обрывке поднятого конверта). (Сахарна, июнь)

* * *

«Крестьяне смотрят на книгу как на молитвенник. И когда им открываешь Гоголя, то́ они не понимают: что́ это такое?

Им непонятна шутка, смех в книге: им кажется, что книги написаны от Бога, и они поражены, если там шутка или смех.

Сказку — да, допускают, как мимолетное. Но главное — житие святых или поучительное. Поэтому, когда мне предлагают жертвовать на библиотеки, я никогда не посылаю, зная, что все эти книги совершенно не нужны и враждебны народу.

Но: как сеять хлеб, ходить за виноградником — это крестьянам нравится и нужно. И, по моему мнению, книги для деревни и должны быть только такие: серьезные и нужные».

(Евгения Ивановна, подойдя к столу, сказала «во вдохновении». Оговорка: сама она имеет школу, оплачивает учительницу — безнадежно и махнув рукой; по ссоре со священником — злым сплетником — не ходит вовсе в церковь. Что в деле библиотек не скупость играет роль, — свидетельствует тем, что на свой счет ездила в Казанскую губернию на голод)

* * *

Не стесняйтесь, не стесняйтесь, господа... Русский пейзаж «обработал» Левитан из Вержболова, народные песни собрал или забрал Шейн, славянофильство взял под покровительство и защиту Гершензон, Ермака и Грозного вылепил Антокольский.

«Мертвые души», каковыми, к несчастью, мы уродились, естественно раздвигаются перед «живою душою» еврея, который долги уплачивает вовремя, берет в аренду имение у гофмейстера и патриота Крупенского по сходной цене и не только скупил лен и яйца, но, как таковой, раздает тысячи вместо копеек, которые раздавал прасол — Кольцов, и в этом смысле является благодетелем не только Крупенского, но и простонародья. Вообще он благодетельствует и покровительствует. Разве «Шиповник» Копельмана не покровительствует почти всем русским писателям. Подождите, он пойдет и дальше и уже идет дальше. Щедрый кошелек он раскрыл или завтра раскроет Красному кресту, Синему кресту и «Крестам» вообще всех цветов... Будет отправлять сестер милосердия в Черногорию и Сербию «нашим» и со временем только «нашим братьям славянам»...

( Июнь)

* * *

Да, ну что́ же, ну что́ же, ну что́ же, если розы имеют нектар и нельзя всех за это тащить в тюрьму.

(Протоиереям А-бову и Д-ову)

* * *

Слышу шум,

Но голосов не слышу,

И вижу ноги,

А лиц не вижу.

(Ночью, засыпая, всегдашнее состояние)

Ужасы жизни

18 июня около 7 часов вечера внимание многочисленных пассажиров в зале первого класса Варшавской жел. дор. было обращено на быстрое течение воды из дамской уборной. Предполагая, что в уборной испортился водопроводный кран, чины жандармской полиции бросились в уборную, однако она оказалась закрытой на ключ. Вызвали слесаря, взломали дверь, вошли в уборную. Оказалось, что девица Эмилия Рачковская, 20 лет, находившаяся в последнем периоде беременности, прошла в дамскую уборную, закрыла за собою двери и здесь же разрешилась от бремени. Желая скрыть позор, Рачковская задушила малютку и трупик опустила в раковину с водою, но так как в раковине образовался затор и вода стала переливаться через края чашки, то перепугавшаяся женщина открыла главный водопроводный кран. Вода хлынула со страшной силой. Рачковская потеряла сознание и без чувств свалилась у раковины. Когда вода наполнила всю уборную и стала выливаться за дверь, на это обратили внимание. Трупик малютки был извлечен из раковины, еще теплым. Несчастную мать отправили в городскую Александровскую больницу. Она была очень слаба, и допросить ее не представилось возможным.

«Нов. Время», 19 июня 1913г., № 13386

* * *

Почему вы пристали к душе моей и пристали к душе каждого писателя, что он должен

НЕНАВИДЕТЬ ЕОСУДАРЯ.

Пристали с тоской, как шакалы, воющие у двери. Не хочу я вас, не хочу я вас. Ни жидка Оль д’Ора, ни поэта Богораза. Я русский. Оставьте меня. Оставьте нас русских и не подкрадывайтесь к нам с шепотом:

   -  Вы же ОБРАЗОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК и писатель и должны ненавидеть это подлое правительство.

   —  Я образованный человек, даже Бокля читал, но

УВАЖАЮ ПРАВИТЕЛЬСТВО, и убирайтесь к черту. Я не правительство считаю подлым, а вас считаю подлыми, отвратительные гиены.

(Вчера весь вечер и сегодня, вообще часто)

* * *

Εύρηκα! Εύρηκα!! [63]

в вопросе о половом стыде, который был наименован стыдом своего пола, и дальше был сделан вывод (Вл. Соловьев вслед за бесчисленным множеством других), что тут мы стыдимся своего греха, своей животности, своего умаления; причем вовсе не было обращено внимания на следующее:

   1)  Кого же именно стыдится стыдящийся?

Предполагалось — всех.

   2)  Стыдятся не акта, который один и мог быть грешен, в котором человек предполагаемо «умалялся», но стыдятся