Юбилейный матч - [5]

Они тут же подскочили, и исписали команду сильным фонарем. — Ребята, подкати мотоцикл, Калюжный нашелся!

Попка ожил в наших руках, встрепенулся. Разом окреп в ногах и сам уселся в коляску. Тоже, видать, ломал комедию со своими ранами.

Мотоцикл взревел и исчез во тьме.

А Бухман заскулил: — Не гоните нас, с нами женщина!

Они снимали номерные знаки с машин и были злые как черти. — Идите, никто вас в городе не тронет! Тут своих дел по горло. Тоже мне — боксеры!..

Негодяи! — тихо сказал Бухман. — Оккупанты несчастные! Используют людей, как им угодно, а после бросают. А у меня — команда на шее! Вот хлопнут кого-нибудь из-за угла, а я и отвечай!.. — Эй, хватит бубнить там! пригрозили от машин. — Никто вас не будет провожать, у нас каждый человек дорог! Напрасно время теряете!

Улица шла вниз, к большому каменному собору. Острые шпили его смутно проступали в беззвездном небе.

За собором начинался освещенный проспект. Тут мы почувствовали себя спокойней. А с Немана то и дело раздавались тревожные сирены. В порту, видать, тоже была у них заваруха.

На первом же перекрестке остановил нас патруль с автоматами. Кварталы в городе очень короткие и патрули маячили здесь на каждом углу. Они тормозили нас, проверяли документы и приказывали костылять дальше.

Наконец появилась и гостиница. Огни в вестибюле были погашены.

На стук в двери вынырнул старик-швейцар. Страшно обрадовался нам, с ходу врубил верхний свет и побежал к стойке.

Мы уже поднимались по лестнице, когда он догнал Бухмана и всучил ему записку.

Хана поднялась ступенькой повыше, глянула мужу через плечо и вмиг пробежала эту бумажку. — Нет, не пущу! Хватит судьбу испытывать, завтра пойдешь!

Положила ему руки на грудь, и стала снимать с него плащ.

Бухман убрал ее цепкие пальцы. — Пойми, это же очень важно! Вы же ничего не знаете! Идите по номерам, ждите меня… Это тут, рядом, почти что за углом.

Номер наш был маленький и уютный. Бен включил свет, пощупал батареи: они оказались горячими. Мы развесили сушиться на них свои майки, трусы, полотенца. По комнате стал расходиться запах пота. И запах этот снова напомнил все, что случилось на стадионе: крики, кровь, залпы, обгоревшие машины, ботинки на гаревой дорожке… Ну просто завыть хотелось! И мы открыли окно. Вид на улицу заслоняли деревья. Капли воды скатывались с ветки на ветку, шлепались на асфальт, — казалось, что дождь пошел снова. Потом мы достали из тумбочек колбасу и хлеб, завалились на кровати, молчали и ели.

К нам постучали. Вошел Мизинчик. — Идите к Бухману, срочно велят собраться! — прошепелявил через выбитый передний зуб. И пошел звать остальных.

У Бухмана лежали на кроватях чемоданы. На скорую руку Хана укладывала вещи. По номеру у них шлялся смуглый, молодой тип, почти что красивый. Он дожидался начала своей речи, а между тем изучал каждую вещь, каким-то профессиональным взглядом. И все в нем было полно величия, он прямо-таки источал из себя вонючий запах власти. Его плащ лежал на спинке стула. Осталось двадцать минут. Все явились. — Да, — сказал Бухман, можно начинать. Хана, присядь на минутку, успеешь собраться. Итак, слово имеет товарищ Дадиани.

Тот встал у стола, чтоб видеть всех, и начал. — Прежде всего мне хочется принести вам глубокие извинения от имени общественности всей нашей республики за хулиганскую выходку на стадионе. Скорее всего вышло недоразумение — федерация бокса пригласила судить матч людей неквалифицированных, что и послужило причиной возмущения публики. Обещаю вам, что соответствующие органы во всем разберутся и виновные понесут наказание. Короче! Нам позвонила Москва и всем вам срочно приказано покинуть город. Самолет ждет уже. Хочу напоследок дать добрый совет: ибо всем, что случилось здесь, — нигде не трепаться. Можете рассказывать, что приняли вас хорошо, юбилей прошел под знаком дружбы народов, красочно, интересно, а матчевую встречу вы провели с ничейным результатом. Ясно? Договорились. Вот и хорошо. В Москве вас кой-куда вызовут, а скажут то же самое. Итак, желаю больших успехов в спорте и личной жизни! А сейчас — поехали!

У подъезда уже стоял голубой аэрофлотский автобус.

Дадиани спрашивал заботливо: не оставил ли кто вещи наверху, все ли паспорта на руках?

Бухман и Хана устроились на передних креслах. Мы с Беном сели сзади них. Хану оставили все ее страхи, она снова шутила.

В городе стоял сильный туман, за окном ничего нельзя было различить. Город точно прятал от нас свое лицо.

На большой, круглой площади автобус развернулся, притормозил.

В вестибюле аэропорта не было ни души. Вещи свои мы не стали сдавать, а пошли прямо на поле.

У изгороди Дадиани стал с нами прощаться. По одному подходили мы и жали ему руку. — До свидания! Счастливого пути! Жаль, что так вышло. Я ведь в прошлом и сам хороший спортсмен был, я очень вас понимаю… Вы на будущий год приезжайте, мы тут порядочек наведем железный! — И вы к нам приезжайте! — кричал Бухман издали, уходя. — Летом, в августе приезжайте. Летом у нас тоже юбилей: воссоединение Узбекистана! Как раз изобилие будет: дыни поспеют, арбузы, инжир, персики…

Бухман обнял Хану, они шли, не оглядываясь.