Юби: роман - [8]

Шрифт
Интервал

– Опять к своим жидам ходил? – Махан поприветствовал Угуча взмахом руки с зеркальцем, в котором пытался рассмотреть свою опухшую в сплошную синь физиономию (а может, и не поприветствовал, а просто так махал рукой, как и всегда ею махал). – Табе батьку оплакивать, а ты… Ладно, не злись… Ты полюбуйся, чего со мной зробиу… Меня директор спыниу[1] и давай пытать – чего? да кто?.. Но я ни гу-гу… Мы же сыны разведчиков. Мотай на ус и держи язык за зубами… Эй, пачакай[2], куда ты намылился? – Махан подбегом нагнал уходящего Угуча. – Я те самое цикавае[3] не сказал. Йеф вернулся, ведаешь? Наверное, ведаешь, а вот то, что он сваю жонку тока что в лес повел, на шалашову поляну – этого не ведаешь. А зачем, думаешь, повел? Для этого самого – долбиться будут. Дома при сыне несподручно, а все равно хотся. Это же только ты считаешь, что они все из себя сю-сю-сю, а они долбятся, как и все вокруг – как и собаки подзаборные. Иди вот и сам полюбуйся… Думаешь, если Сергевна, то вся из себя прынцесса, а ей бы только чебурашку почесать…

Угуч дальше не слушал и пошел прочь, а Махан так и остался, хлопая ртом и пытаясь еще что-то досказать. Нет, все-таки по всем ухваткам получается, что он и вправду вожжался с уголовниками, – откуда бы еще брались эти все его поганые рассуждалки?..

А если Махан прав? Он и раньше всякие гадости спешил порассказать про всех вокруг, взахлеб, а пальцы врастопырку для убедительности. И многие его россказни потом подтверждались. Подтвердилось, что директорская жонка ходит в котельную к Григорию Недобитку и там они сцепляются по-собачьи, и с молоденькой воспитательницей Ириной Александровной сцепляются, и с учительницей географии Алевтиной Николаевной, и с врачихой по зубам Ниной Александровной, и еще с разными барышнями, и каждый раз Угуч получал проигранные Махану болезненные шалабаны – по два десятка на одну собачью радость Григория. А вот про теть-Олю не подтвердилось – не сговорил ее Григорий, но зато подтвердилось, что она полными сумками таскает школьные продукты к себе домой, и Угуч снова огреб свои шалабаны…

«Когда я поженюсь на теть-Оле, – решил Угуч, сворачивая на тропинку к шалашовой поляне, – у нас не будет ничего собачьего».

Низ живота обдало протестующей горячей волной…

* * *

Шалашовую поляну в запутанной круговерти лесных тропок и подальше от возможных глаз обустраивали всем классом под руководством Льва Ильича. Это было место частых экскурсий, где Йеф, усевшись поудобнее в кругу шестиклашек, неспешно и вкусно начинал очередное увлекательное сказание… На случай дождя соорудили прочный навес, и вот из-за него поляну стали называть шалашовой.

Угуч лежал в густых зарослях перед шалашовой поляной, впритык к навесу, под которым спиной к нему сидел Йеф в обнимку с женой. Сначала Угуч и глядеть опасался, но ничего такого из фантазий Махана и близко не было. Угуч превратился в слух.

– Левка, ну что ты как дурачок?.. – торопливо сыпала Надежда Сергеевна в мужа возмущенные слова. Ее голос с трещинкой – говорила она, или напевала, или кричала и скандалила – всегда завораживал Угуча. – Обманул ты его, а чего радуешься? Он же не отстанет. В шею дышит…

– До шеи ему еще, недомерку, тянуться и тянуться…

– Прекрати гусарить…

– Как-нибудь обойдется…

– Нам нельзя как-нибудь, – начала горячиться Надежда Сергеевна. – Данька без нас не выживет… Что же ты творишь? Тебя же посадят. Ну, увернешься еще раз или два, но при этом твоем гусарстве обязательно посадят. А что будет со мной? Да мой родитель тут же упечет меня в психушку. Просто из мести, что наперекор ему, что вены резала, чтобы наперекор… Обязательно упечет… А что тогда с Данькой будет? Ты видел эти инвалидные дома, куда его сбагрят, если он останется без нас?.. Что ж ты творишь?..

– Я живу. Мы просто живем, стараясь, чтобы, извини – достойно. Чтобы правильно…

– И если Данька попадет в инвалидный интернат – это будет правильно? Мы зачем из Москвы уехали, забыл? Тебя уже должны были посадить, и твой приятель… как его?.. которого посадили?.. В общем, он удачно предложил эту передышку. Зачем же ты опять в Москву?.. Зачем ты опять книги эти?.. – Она всхлипнула.

– Это правильно, – как-то потверже надавил Йеф. – Нельзя прекратить жить правильно из-за того, что какие-то идиоты за это могут тебя придушить… Если Данька это поймет – ему будет легче…

– В доме инвалидов?.. – почти вскрикнула Надежда Сергеевна.

– Знаешь, дорогая… – Йеф построжал голосом. – Тебе придется постараться… – Он и не собирался утешать жену. – Представь, что меня сбила машина. От этого же не уберечься. Вдруг и – бац. Ходил правильно, а тебя – бац – и нету. Как с гебней этой сраной: живешь правильно, честно, а тебя – бац – и все… Может такое быть?.. Запросто. И в этом случае тебе придется постараться. Нечего прислоняться к родителям, которые считают, что для твоей же пользы тебя надо сдать в психушку. Не надо тебе такой помощи. Придется выживать без них. С Данькой. Друзья у нас, к счастью, есть, и они в беде не оставят. И никто никуда от живой матери Даньку не заберет…

– Как же без них? Это же мой отец… Знаешь, как он меня любил в детстве?


Еще от автора Наум Ним
До петушиного крика

Наум Ним (Ефремов) родился в 1951 году в Белоруссии. Окончил Витебский педагогический институт. После многократных обысков и изъятий книг и рукописей был арестован в январе 85-го и в июне осужден по статье 190' закрытым судом в Ростове-на-Дону. Вышел из лагеря в марте 1987-го. На территории СНГ Наум Ним публикуется впервые.


Господи, сделай так…

Это книга о самом очаровательном месте на свете и о многолетней жизни нашей страны, в какой-то мере определившей жизни четырех друзей — Мишки-Мешка, Тимки, Сереги и рассказчика. А может быть, это книга о жизни четырех друзей, в какой-то мере определившей жизнь нашей страны. Все в этой книге правда, и все — фантазия. “Все, что мы любим, во что мы верим, что мы помним и храним, — все это только наши фантазии. Но если поднять глаза вверх и честно повторить фантазии, в которые мы верим, а потом не забыть сказать “Господи, сделай так”, то все наши фантазии обязательно станут реальностью.


Рекомендуем почитать
Ты здесь не чужой

Девять историй, девять жизней, девять кругов ада. Адам Хэзлетт написал книгу о безумии, и в США она мгновенно стала сенсацией: 23 % взрослых страдают от психических расстройств. Герои Хэзлетта — обычные люди, и каждый болен по-своему. Депрессия, мания, паранойя — суровый и мрачный пейзаж. Постарайтесь не заблудиться и почувствовать эту боль. Добро пожаловать на изнанку человеческой души. Вы здесь не чужие. Проза Адама Хэзлетта — впервые на русском языке.


Жить будем потом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.


Человек на балконе

«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)