Йошкин дом - [53]

Дядя Рува оценил. Он внимательно посмотрел на племянника, нахмурил брови и с минуту поразмышлял. Потом поднял руку и погладил Гидеона по голове. «Молодец, мальчик, — сказал дядя Рува. — Ты в кои—то веки принес домой полезную вещь. Сегодня у нас еще есть остатки вчерашней фасоли, да и нечего баловаться в будний день, но на субботу мы зажарим твою находку и подсолнечном масле. Немного масла я припас с Хануки. У нас будет чудесный субботний ужин». С этими словами дядя Гидеон еще раз ласково погладил Гидеона по голове и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Остаток вечера Гидеон провел бурно: он молил дядю Руву разрешить рыбе по имени Сора жить в доме и не служить пропитанием. Дядя Рува сначала вообще не понял, о чем речь, потом долго смеялся, потом отмахивался и, наконец, рассердился. «Послушай, Гидеон. — сказал дядя Рува. — Завтра ты захочешь, чтобы у нас на окне жили субботняя хала и стручковая фасоль, сообщая мне, что у них есть имена и что ты любишь на них смотреть. Не смеши меня, Гидеон. Послезавтра суббота. Ты почистишь мне рыбу, и я ее пожарю. А теперь ляг под одеяло и лежи тихо. Или можешь сразу идти выбирать ремень».

Гидеон лег под одеяло и какое—то время лежал тихо. Он дождался, пока дядя заснет, и встал с постели. Взял молитвенник, хлебный ломоть и стеклянную банку с плавающей в ней рыбой, потом, поколебавшись, добавил к багажу свечку и моток суровых ниток. Надел субботние кожаные ботинки и субботние же чистые штаны, кинул строгий взгляд на спящего дядю Руву и вышел из дома.

Он не думал о том, куда пойдет, — он шел встречать Божье чудо. Мысль о том, что его рыбу, его Сору, действительно могут пожарить и съесть, ни на секунду не селилась в его сознании. Скорее он сообразил, что одно чудо не сразу влечет за собой другое и, видимо, навстречу второму чуду нужно идти. Ну вот он и пошел. В доме дяди Рувы рыбе Соре угрожала опасность, поэтому из дома дяди Руны надо было уходить. Куда уходить, значения не имело — Гидеон никогда в жизни не выходил за пределы местечка и соседнего с ним города, и у него не было знакомых, к которым можно было заявиться жить вместе с рыбой. Он просто шел, твердо зная, что, как только он осилит ту часть пути, которая приходится на него, его немедленно встретит Божье чудо.

Он шел к железной дороге, которая располагалась на окраине города и вела куда—то далеко, неизвестно куда. Ему казалось, что чуду будет легче найти его там куда можно как—нибудь добраться — например, на поезде. Город был довольно большой, и путь до железной дороги предстоял неблизкий, но Гидеону некуда было спешить. У него был ломоть хлеба и рыба Сора в стеклянной банке. Соре он тоже покрошил хлеба, чтобы и она поела чуть—чуть. Она чуть—чуть поела. Гидеон шел по городу и мысленно рассказывал рыбе про те места, мимо которых они проходили. Рыба Сора слушала, не перебивая. Ломоть хлеба был довольно большим. Рассвет пришел, как и положено, с рассветом, и светлое небо мягко провисло над сутулым мальчиком, идущим куда—то с большой и тяжелой стеклянной банкой.

В вечеру того же дня Гидеон, изрядно устав, дошел до железной дороги. Блестящие рельсы изгибались и уходили куда—то очень далеко. Город сначала бежал вслед за ними, но быстро отставал, и рельсы продолжали дорогу одни. Гидеон уверенно шел в ту сторону, где город расставался с рельсами: он был уверен, что Божье чудо ожидает его именно там, где города уже нет, а дорога, наоборот, есть. Он с замиранием сердца прошел мимо последних городских домов, крепче прижал к себе банку, а для того, чтобы чудо было особенно неожиданным (потому что чуду не полагается показывать, что ты о нем заранее знал), Гидеон зажмурился.

Осторожно, чтобы, не приведи господи, не оступиться, мальчик шел вдоль рельсов по пушистым травам. Он отсчитал те метры, которые, по его мнению, были последними на его пути, остановился, постоял секунду и открыл глаза.

Перед ним, на блестящих рельсах сидел дядя Рува.

— Гидеон, — сказал дядя Рува, — я получил письмо из Бердичева. От сердечного приступа умерла моя мама, твоя бабушка Сора. Мы теперь с тобой совсем одни на свете, Гидеон. Ты можешь оставить свою рыбу. Я не буду ее есть. Пойдем домой.

Гидеон подошел к дяде и внимательно посмотрел на него. Дядя Рува вздохнул о чем—то своем и пальцами вытер глаза. Дядя Рува не был похож на чудо, но, в конце концов, кем был Гидеон, чтобы указывать Богу, как именно ему совершать чудеса?

В стеклянной банке колыхнулась радужная рыба Сора, и сердце Гидеона колыхнулось вместе с ней.

— Пойдем, — сказал он. — Пойдем домой, — сказал Гидеон рыбе Соре и дяде Руве.

ПРУД

Митя маленький: Эрке до пояса, Майке — до плеча. Эрка и Майка дружат с Митей в основном по обязанности и по привычке: соседи. Гораздо больше Эрка и Майка хотели бы дружить с Ольгой и Леной, потому что Ольга и Лена взрослые. Ольге двенадцать лет, Лене — одиннадцать с половиной, она еще выше, чем Ольга. Но у Ольги коса. До кончика косы Митя может достать, не вставая па цыпочки, такая длинная эта коса. И толстая. Как змея.

Змею Мпгя видел зимой в зоопарке. А сейчас лето, дача, зоопарка нет и надо чем—то заняться. Эрка и Майка играют в куклы, Мите это неинтересно, ему интереснее было бы в прятки, но им надоело, и они ушли со своими куклами к Эрке. Можно было бы тоже пойти к Эрке, но там Эркина мама, которая Митю не любит и называет «мелкий жид». Митя действительно некрупный, он до пояса рослой Эрке, но она ведь на год старше, и при чем здесь жид? Бабушка сказала: «Какая гадость, зачем ты слушал», а можно подумать, он мог не слушать, уши ему, что ли, затыкать? Эркину маму зовут Надя, она толстая, как слон, и Митя рисует кирпичом на стене дачи большой круг, а сверху на нем — маленький круг. Это Надя. В маленьком круге надо поместить жирный нос и красный рот, но круг слишком маленький и нос получился снаружи. Тоже ничего. Надо будет потом попросить Майку написать тут «Это Надя», чтобы сразу было понятно, о ком речь. Митя не сомневается в своих художественных способностях, но на всякий случай лучше все—таки подписать. Майка тоже не любит Эркину маму, она напишет.