Йоля или про то, что всё – не так, как на самом деле… - [61]
Когда немного успокоились и остыли от жарких ласк, Оле опять попался на глаза тот самый билет, и она сразу как-то сникла и погрустнела.
– Алёнушка, радость моя! Что не так? – тут же среагировал Алексей, – Просто невыносимо видеть тебя такой, тем более – сейчас.
– Лёшенька, миленький! Сама не пойму. Нахлынуло, прямо… Тревожно мне как-то.
Алексей умоляюще смотрел на подругу и не знал, что сказать. Оля молчала ещё некоторое время, а потом произнесла:
– Лёш, ты только не обижайся. Всё у нас будет хорошо… Поверь мне. Только выбрось, пожалуйста, эту бумажку, а лучше порви. Нам и без этого счастье будет. Вот увидишь.
Она выжидательно смотрела на мужа. А тот похлопал себя по карманам, достал коробок спичек, потом положил лотерейный билет в металлическое блюдечко и с невозмутимым видом поджёг злосчастную бумажку. Когда огонь погас, Алесей внимательно посмотрел на жену и сказал:
– Ну, Алёна батьковна, ты меня напугала. Я уж думал, ещё чего. А это, – он кивнул на пепел, что остался в блюдечке, – Всё ерунда. В лотерею мне никогда не везло. Хотя вру. Один раз повезло…
Тут Алексей снова обнял подругу. По всему было видно, что она окончательно успокоилась.
– А теперь спать! А теперь у нас всё по режиму, – назидательно сказал он.
– Лёшка, смотри, какой строгий стал! – подыграв, ответила девушка, – А ты уверен, что прямо сегодня всё по режиму?
Тут они дружно рассмеялись и пошли укладываться.
А когда потушили свет, когда вконец уставшие после сегодняшних событий и треволнений улеглись поудобнее и обнялись, случилось то, что принято называть французским словом «дежавю». А именно: «И так им сделалось хорошо и уютно…, что хотелось просто лежать и не шевелиться. Впрочем, нет, шевелиться всё-таки хотелось… Но тут в дверь постучали…». Неужели опять это – она, эта Эмма Петровна, будь она неладна!
Конечно она! Кому же ещё…
Дед Ёшка был пока живой, но спал, как убитый, на своём сеновал. Он видел интересные сны. А Эмма Петровна бесцеремонно барабанила в дверь. И намерения у неё были не самые миролюбивые, судя по зажатому в руках карабину.
Если помните, тогда у дороги она подслушала разговор Алексея и «весёлого» дровосека, и ей стало плохо. От нахлынувшего на неё отчаяния и безысходности женщина безутешно проплакала в своём укрытии неизвестно сколько времени.
Потом мимо проехал участковый на мотоцикле. Следом – «буханка»-УАЗик с красным крестом и ещё какая-то техника. Потом начало темнеть и машины одна за другой проехали в обратном направлении. И только после этого теперь уже вдова стала немного приходить в себя. Что ж, спутника жизни, с которым столько было пережито и с которым было связано столько планов и надежд, теперь больше нет. Можно по этому поводу и дальше горевать, а можно… «Так-так. Это что за бумажку рассматривал на дороге Алексей? Эх, дурра я последняя! – окончательно ожила Эмма Петровна, – Это же тот самый… Тот самый лотерейный билет!». Тут она застонала от бессилия и ненависти. «Вопиющая несправедливость! Мы столько к этому шли, так рисковали, а эти – на всё готовенькое! А может это они и помогли Эдику в пропасти оказаться? А теперь невинность разыгрывают… Ну, конечно! Как я сразу не догадалась.
«Ах, Лёша! Эх, Алексей! Как он снисходительно отзывался обо всём этом лотерейном ажиотаже. А когда появилась возможность самому «снять сливки», то не преминул этим воспользоваться. Впрочем, чему я удивляюсь… Ладно, Эдика больше не вернёшь, но смерть его требует отмщенья. А дело надо довести до конца. Посмотрим, чья возьмёт…».
Добравшись до хутора, Эмма Петровна провела разведку по всем правилам военного искусства. Она к этому была готова. Все органы чувств были обострены до предела, каждая мышца была готова «взорваться» в нужный момент.
«Ага, в доме – свет. Судя по двум фигурам в светлых окнах, оба (хозяин и хозяйка) – вместе. В одном месте. Кто ей может помешать? Кто здесь ещё способен нарушить её планы? Ну, конечно, этот строптивый дед-охотник. Проверим, там ли он, где обычно. Ага, здесь – на месте. Спит, кажется. Это хорошо. Но тут нужна предельная осторожность. С его чутким слухом и сном можно самой вмиг оказаться на мушке охотничьего карабина. Но, похоже, старик крепко спит. Вон, какие трели выводит. По ним можно и ориентироваться, если вдруг очнётся. Ну, не притворяется же он на самом деле. Эх, кажется, я немного усложняю. А карабин-то, вон он лежит. Ладно, придётся рисковать». Эмма Петровна, как тень, проскользнула в приоткрытую дверь сеновала и бесшумно подняла карабин. Затем так же бесшумно притворила дверь снаружи, хотя та и пыталась заскрипеть, а потом основательно подпёрла её лежащей рядом доской. Дед Ёшка никак не среагировал. Он только пробормотал что-то во сне, перевернулся на бок и храпеть перестал. Ну, теперь этот ориентир – без надобности.
Свет в доме погасили, и во дворе сделалось совсем темно. Но предстояло осуществить ещё несколько приготовлений. Эмма Петровна практически наощупь нашла, а потом перерезала провода, идущие в дом от энергоустановки и коаксиальный кабель от спутниковой антенны. Заперла входную дверь дома на висячий замок, беспечно оставленный снаружи. Закрыла коваными крючками все ставни на окнах. А в завершение, в сарае отыскала канистру с керосином и приготовила импровизированный факел, намотав на палку моток ветоши и пропитав её горючей жидкостью.
