Йогин - [30]

За спиной отца стоял папа и выглядел сконфуженно, будто очень хотел посочувствовать влюбленным, но не мог раскрыть рта.

— Видишь, дорогой, почему я решил вернуться пораньше? — победно произнёс отец.

— Мне, наверное, пора, — сказал Гера, и Лерка увидел, как скулы альфы слегка зарумянились.

— Точно, пора, — строго добавил отец. — И, надеюсь, это больше не повторится.

Гера отрывисто кивнул и, собрав вещи, пошёл в коридор.

Рассказывая об этом Вадику на следующий день, Лерка чувствовал себя так, словно родители застали его повторно. Как же было стыдно!

— В следующий раз идите к нему, — вынес своё заключение друг.

— Не уверен, что следующий раз будет, — буркнул Лерка. — Я попытался объяснить родителям, что мы хотели попрактиковаться в йоге, на что отец сказал: «так это так теперь называется?». И запретил встречаться с Герой наедине. Только гулять вместе или приходить к нам, когда родители дома.

— Ты умрёшь девственником, — не смог подавить улыбку Вадик.

— Отвали.

— А Гера что?

— Сказал в сообщении: хорошо, что пришли родители. Он, видите ли, оказался не готов к таким встречам.

— Что это значит?

Лерка покраснел, припоминая слова тщательно заархивированнового в недрах памяти телефона сообщения: «если бы не твой отец, всё бы было…».

— Ого! — фыркнул догадливый Вадик, глядя на пылающие щёки друга.

Глава четырнадцатая. ПУРВОТАНАСАНА

— Папа, отец, я ушёл, — крикнул Лерка уже из коридора, как только завязал шнурки на ботинках.

Ни один из родителей не успел показаться из зала до того, как захлопнулась входная дверь.

Омега не опаздывал на практику, а просто-напросто прилагал все усилия, чтобы реже встречаться с родителями и не смотреть им в глаза. На лице отца красными буквами светилась надпись: «я слежу за тобой», а папа то и дело меланхолично вздыхал, одаривая Лерку понимающей улыбкой, и омеге почти слышались непроизнесённые вслух слова: «ах, мой мальчик стал таким взрослым!»

Ни то, ни другое Лерке не нравилось, но оказаться подальше от этого всего означало оказаться подальше от собственных родителей, чего было не так-то просто добиться, проживая в одной квартире.

Вадик махнул рукой, завидев Лерку первым, и уже через несколько секунд друзья шагали по направлению к йога-школе.

— Ну что, успокоились предки? — спросил Вадик, радуясь, что не нужно шептаться, как в школе.

— Какой там, — фыркнул Лерка. — Отец смотрит на меня, как наш физрук — с подозрением, а папа пытается нянчиться, будто я вот-вот уеду и, судя по всему, навсегда.

— Весело, наверное.

Лерка послал другу недобрый взгляд.

— На тебя посмотрим, когда окажешься в моей шкуре.

В середине недели — предпоследней недели уходящего года — в школе было людно и шумно. Ровно до того момента, когда Лерка переступил сначала порог зала, а затем раздевалки. И если, разуваясь в коридоре, омега решил, что голоса стихли одновременно с их появлением случайно, то оказавшись в раздевалке, обманываться не пришлось.

Как обычно, пожелав всем доброго вечера, омеги стали переодеваться. В небольшой комнате, где яблоку негде было упасть, стояла абсолютная тишина.

Лерка не решался посмотреть в открытую, но его преследовало стойкое ощущение, что его незаметно разглядывают. От этого было неуютно, и омега торопился покинуть раздевалку, как можно быстрее.

— Лер, — окликнул его омега, имя которого он мог с трудом припомнить, но парень был завсегдатаем зала. — А можно тебя спросить?

— Да? — ответил Лерка, внутренне подбираясь, словно чуя неладное.

— Говорят, вы с Герой встречаетесь, это так? — парень сверлил его любопытным взглядом из-под длинной пушистой чёлки, спадавшей ниже бровей.

Лерка растерялся, понимая, что его застали врасплох. Все омеги застыли, перестав на секунду копошиться в собственных вещах и прислушиваясь.

Отрицать очевидное не имело смысла. Тем более после того, как Гера поцеловал его на одной из прошлых практик на глазах у всех. Но и говорить о личном тоже не очень хотелось, особенно, когда тебя заставляют признаться в чём-то очень личном перед, по сути, малознакомыми людьми, окружившими плотным кольцом и лишним вниманием.

— Это правда, — ответил Лерка и поспешил покинуть раздевалку.

Омеге совсем не хотелось продолжать этот разговор. Ещё меньше ему улыбалось заниматься сегодня, но выбора не оставалось и Лерка, смирившись, расстелил коврик.

Худшие ожидания оправдались — все омеги продолжали разглядывать каждое его движение, каждую асану, в какой бы части зала ни занимались, словно под микроскопом.

Те, кто располагался напротив, и вовсе не брали на себя труд скрывать неуместное и даже вызывающее внимание, пялясь на Лерку оценивающе и с презрением, будто пытались выразить, насколько он неуклюж и возмутителен в собственных стараниях, не раскрывая при этом рта.

Одна из нелюбимых асан Лерки, Пурвотанасана, которую он так часто пропускал — ненамеренно, просто забывал о ней, словно тело само избегало её подсознательно, — сегодня была почти благословением небес.

Стоило парню приземлиться на коврик после Пашчимотанасаны, как он тут же отвёл руки подальше назад и толкнулся ими изо всех сил, замирая натянутой струной, лицом вверх. Так ему не приходилось видеть окружающих целых пять дыханий. Лерка пожалел только о том, что дыхания длились так недолго, и уже очень скоро ему пришлось снова заглядывать во враждебные завистливые лица.