Йога-клуб. Жизнь ниже шеи - [74]

Я знала, что стоит мне согласиться, и в оставшиеся недели нас ждет много разговоров один на один. Индра будет чаще подходить ко мне, чтобы проверить, как у меня дела, удалось ли мне сбросить влияние «домашнего» имени благодаря его частому повторению. У меня появится шанс заполучить Индру в свое безраздельное пользование, завоевать ее внимание, одобрение и любовь. Право потребовать, чтобы мы больше времени проводили наедине, обсуждая наши жизни, наш путь и принципы. И как знать? Возможно, все это привело бы меня к Богу, который, я чувствовала, уже где-то рядом, и мне удалось бы преодолеть тягу своего ума к критике всех и вся. Индра могла бы помочь мне подготовиться к нашему совместному с Джоной будущему.

Я быстро обдумала эти перспективы, а Индра тем временем дружелюбно и с надеждой взирала на меня своими добрыми карими глазами — совсем как в первый раз, когда я пришла к ней за советом. А потом как можно более спокойным голосом ответила:

— Ну уж нет.

Индра была разочарована. Я по лицу видела.

Разочарована и удивлена. Она кивнула, проговорив:

— Это твое решение, разумеется, но…

Самое забавное, что мне было плевать на ее реакцию. Напротив, я была почти рада, что она так расстроилась.

Видите ли, это было неизбежно. Этот ритрит длился уже несколько недель. Но когда занимаешься йогой по восемь часов в день, дни кажутся неделями, а недели — месяцами. По ощущениям этот семинар длился для меня уже лет пятнадцать. Я была тинейджером в стране йога-семинаров. И подростковый бунт не замедлил себя ждать. В какой-то момент на извилистом пути от одной недели к следующей Индра и Лу перестали быть кумирами и превратились в суррогатных родителей, настаивающих, чтобы я во всем с ними соглашалась. Ела только то, что едят они, пила только те жидкости тела, что пьют они, и ходила в церковь, то есть в вантилан, строго по расписанию.

Матери всегда достается больше отца от внезапно повзрослевшей дочери. Мне не в чем было упрекнуть Лу, но, глядя на Индру, я видела женщину, которая хочет, чтобы я выросла и стала такой, как она. И впервые за многие месяцы мне захотелось снова быть собой. Мне до смерти захотелось выпить крепкого кофе, увидеть серое небо над Сиэтлом. Надеть свитер и оказаться среди людей, которые чертыхаются по поводу и без.

Все подростки задумываются о том, воспитывали ли их правильно, могли ли их родители что-то сделать иначе. В случае с Индрой у меня возникли сомнения в ее искренности, и я стала подкапываться, искать подвохи. Торг за статуэтки в вантилане и конфликт с Джессикой по поводу оплаты лекций заставили меня задуматься, что, возможно, она воспринимает нас как клиентов, а не как учеников. Я не понимала, как на йога-семинаре вообще можно поднимать вопрос денег. Может, она манипулирует нами, чтобы выудить больше наличных? Как истолковать случай с Джессикой — пытается ли она контролировать ее или просто защищает интересы Сью-Дзен? Или и то, и другое? Я вспомнила собственные финансовые грехи — как пыталась надуть Лу и его студию, потому что мне хотелось заниматься йогой, а это стоило больше, чем я могла себе позволить. Я понимала, что поступаю неправильно, но что, если Карли была права и деньги действительно извращают суть духовной практики? Может, йога-студии должны быть как церкви, где все жертвуют, кто сколько сможет, и тем самым обеспечивают существование этого заведения, но не более того? Или же как фитнес-клубы — там не нужно исповедовать веру в Бога или философию, чтобы хорошо пропотеть на эллиптическом тренажере, а тренерам нет дела до вашего эго.

Через пару месяцев после возвращения с Бали сестра прилетела ко мне в Нью-Йорк, чтобы помочь с переездом. Ко дню ее отъезда я уже нашла работу, йога-студию неподалеку и футон, достаточно большой, чтобы мы с Джоной могли на нем разместиться.

У нас с Джоной вскоре появились друзья, ставшие нашей «городской семьей». Со временем эти ребята перезнакомились со всеми моими братьями и сестрами, родными и двоюродными, тетушками и дядюшками, которые приезжали навещать нас в Нью-Йорке. И многие обратили внимание, что в семье меня никто не называет Сюзанн. Сюзи меня звали только те друзья, которых я знала с начальной школы, поэтому услышать, что эти новые друзья зовут меня, как самые близкие, было странно, но и удивительно. На Бали я боялась этого. В Нью-Йорке же это напоминало мне о том, что меня любят.

Никогда я так не скучала по дому, как в тот, первый год, проведенный в Нью-Йорке. Я тосковала по родным так, как тосковала бы по ногам, если бы лишилась их. Мне не хватало зеленых и серых красок Сиэтла, озер и гор. Помню один из дней в августе. Я шла на Пенсильванский вокзал встречать подругу, и на мгновение перед глазами мелькнул кусочек реки Гудзон. Увидев серебристую поверхность воды, я почувствовала, как мои легкие наполняются воздухом, словно я не дышала уже несколько месяцев.

Я ходила во все йога-клубы в городе. Мне отчаянно были нужны эти девяносто минут, чтобы дышать, но я слишком часто отвлекалась на блестящие безделушки в магазинчиках при студии, которые специально расположены так, что пройти мимо совершенно невозможно. Мне хотелось дышать, но в классах было народу, как на платформе в метро в час пик. В метро я быстро привыкла к тому, что приходится дышать воздухом, который выдохнул твой сосед, но на занятиях йогой от нехватки кислорода сердце начинало биться чаще, а грудь словно сжимало обручем. Прямо противоположный эффект тому, которого я пыталась достигнуть. И что хуже всего, когда другие ученики жаловались на это вслух — я-то не жаловалась, я же из Сиэтла, — сразу становилось ясно, что больше всего владельцев студии заботят деньги.