Йога-клуб. Жизнь ниже шеи - [33]

Как-то вечером мы сидели у него, пили красное вино, и тут я решила, что время пришло. Мы встречались уже два года, и вот наконец я попросила Джону погадать на картах мне.

Мы устроились на полу и приглушили свет. Я поставила саундтрек из «Последнего искушения Христа», мрачный и торжественный, как раз для такого случая. Но Джона попросил меня выключить его, сказав, что это слишком банально. Тогда я предложила Dead Can Dance, «Энигму» или что-нибудь с песнопениями и заунывными завываниями.

— Давай не будем позориться, — сказал он. — Мы же не на фестивале с конными турнирами.

— Точно, — ответила я. — Турниры… — Я закатила глаза. — Отстой.

Но по правде, я была разочарована. Уж если заниматься ритуалами, так почему не пуститься во все тяжкие? Та же ролевая игра. Однако боязнь показаться отстойной пересилила мою тягу к священнодействиям.

Итак, я приготовилась к гаданию, порадовавшись, что Джона хотя бы разрешил мне зажечь свечи. Их пламя плясало на блестящей поверхности карт, когда он переворачивал их одну за другой.

Смерть. Волшебник. Башня. Любовники. Минуту я смотрела на них, может, дольше. А потом почувствовала себя так странно: мне одновременно стало жарко и холодно. Я не хотела знать, что говорят мне карты.

Джона, должно быть, заметил мое замешательство, потому что спросил:

— Видишь что-нибудь? Видишь связь?

— Нет, нет, — отмахнулась я. — Просто задумалась.

Но я лгала. Не могла же я признаться ему, что на самом деле увидела, если мне было трудно признаться в этом даже самой себе. Потому что увидела я вот что: Ты Уйдешь От Этого Парня.

Но я люблю его. Он мой лучший друг.

Однако карты уже выпали.

Я не ушла от него. Но уехала на Бали.

В тот вечер, когда Индра объясняла мне, почему ушла от мужа, я прекрасно понимала, что она имеет в виду. Мне не хотелось признаваться себе в этом, потому что я думала, что мое желание уйти от Джоны основано на чистом эгоизме. Ну, разве можно отказываться от совершенно нормальных отношений лишь потому, что хочется найти себя? Разве можно жертвовать Джоной в угоду какому-то слабенькому внутреннему голосу, который велит мне измениться, но не может при этом толком сказать, как, зачем, а главное, кем я в результате стану. Если нам с Джоной так плохо удается решать проблемы, так это просто потому, что нам вместе слишком весело. Ведь обсуждать совместное будущее не так прикольно, как смотреть ужастики или ставить рекорды по поеданию максимального количества тортов в неделю. Никто из нас не хотел портить веселье другому. И вот в результате сначала мне кажется, что лучше остаться с Джоной и сосредоточиться на положительных моментах наших отношений, задушив надоедливый внутренний голос, который талдычит, что надо меняться. Но уже через минуту я стою на мосте Аврора, том самом, где у нас в Сиэтле принято кончать с собой, и наша с Джоной совместная жизнь лежит у меня в руках, как сверток, который я в любой момент готова бросить вниз, в холодную, темную воду.

Иногда, правда, мне кажется, что, возможно, достаточно просто сменить обстановку. Что, если все, что мне нужно, — переезд в Нью-Йорк, новая жизнь с Джоной? Может, я смогу доказать, что карты были неправы. Нет, серьезно, когда подсознание выскакивает на поверхность со всякими неприятными сюрпризами, не лучше ли его игнорировать, а то потом наделаешь таких дел, что самой страшно станет… Нажму-ка я на него, как на кнопку будильника, и пусть замолкнет на время, а потом, глядишь, само куда-нибудь денется.

12 марта

Под каждым баньяном в деревне так много подношений, что все остальные деревья небось мучаются от зависти. Папайям вот, к примеру, ничего не достается, а ведь я их на завтрак каждый день ем. И мужественным высоченным кокосам, усыпанным плодами, тоже. Ну, может, одна-две корзинки раз в несколько дней, но с баньяном не сравнить. Под баньяны ставят столько корзин с подношениями, как будто каждое дерево — это храм.

Сегодня мы с Джессикой целый час просидели внутри огромного баньяна по пути домой из вантилана. Мы говорили о любви. Мы с ней вообще постоянно говорим о любви. Внутри баньяна прохладная тень. Я говорю «внутри баньяна», потому что сесть под баньян — это все равно что войти в комнату. Это дерево просто огромно. Если бы фикус откусил кусочек того пирожного из «Алисы в стране чудес», которое превращало людей в великанов, получился бы баньян.

Но самое удивительное в баньяне — его ствол. Он состоит из сотни корней, выходящих на поверхность земли и устремляющихся ввысь, как многочисленные тонкие отростки — целый лес саженцев, сгрудившихся вместе, потому что им так уютно. Эти ветки-стволы тянутся к небу, беспорядочно сплетаясь, и на самом верху взрываются фейерверком листвы и маленьких ростков.

Если б у деревьев, как у людей, были личные качества, то раскидистый баньян стал бы лучшим другом Джессики. Когда мы сидели под тенью его ветвей, Джессика заплакала. Она всегда плачет, это у нее один из способов переработки эмоций, но на этот раз ее охватила настоящая эйфория — никогда не видела, чтобы люди рыдали так радостно, задрав голову к небу и обливаясь слезами из сияющих восторгом глаз. Спустя некоторое время она покачала головой и прощебетала: