Язык звезд - [7]
— Я приходил сюда три дня назад, здесь была редакция, — нервно сказал Шубин.
Таким мальчикам, как этот, на службе полагалось вести себя с невозмутимостью краснокожих вождей в плену у бледнолицых.
— Извините, — произнес он так же бесстрастно, — ничем не могу помочь. Спросите у Марины.
Мариной оказалась одна из девушек в первой комнате. Про редакцию она тоже никогда не слыхала, зато от нее Шубин узнал, что позавчера они расширились и заняли это помещение. Кто занимал его до них, ей, к сожалению, неизвестно, надо спросить на втором этаже, в дирекции. Шубин пошел в дирекцию, но к заместителю директора, ведавшему арендой, его не пустили. На всякий случай он спросил у секретарши, не знает ли она, куда переехала редакция газеты.
Секретарша взглянула на него с сочувствием.
— Много они вам должны?
Шубин начал что-то говорить, она перебила:
— Плюньте, это бесполезно. Они самоликвидировались.
Он спустился в холл, вышел на крыльцо. Тут же автоматически включился и защелкал вживленный в него счетчик, способный производить единственную операцию — делить на тридцать то количество рублей, которое в данный момент лежало у них дома в комоде под зеркалом. Шубин, как маньяк, постоянно высчитывал, сколько можно тратить в день, чтобы хватило на месяц. Заглядывать дальше не имело смысла из-за инфляции.
Вечером он все рассказал жене. Она сделала вид, будто ничего особенного не случилось, и ушла в кухню. Кот, задрав хвост, побежал за ней в надежде, что ему сейчас что-нибудь положат в плошку. Он всегда на это надеялся, а в последнее время у него еще была иллюзия, что мойва исчезнет, как дурной сон, и опять появится старый добрый минтай.
В кухне жена взялась мыть посуду, затем сквоь шум водяной струи, без дела хлещущей в раковину, до Шубина донеслись приглушенные рыдания. В такие минуты утешать ее было бесполезно, следовало скрепиться и подождать, пока отойдет сама. Тогда можно будет внушить ей, что ситуация отнюдь не безнадежна. Жена легко поддавалась на подобные внушения, если они сопровождались ласками и поцелуями. Главное было не упустить тот момент, когда она почувствует себя виноватой, и не дать ей снова заплакать от сознания того непоправимого факта, что ее поведение заставило Шубина страдать. Приступ раскаяния мог затянуться до глубокой ночи.
В записной книжке он нашел номера четырех приятелей, с которыми последние месяцы не только не виделся, но даже не говорил по телефону, и начал обзванивать их якобы просто так, а на самом деле с целью убедиться, что у них все обстоит не лучше, чем у него.
Все четверо были дома, кое-что удалось выяснить. Один трудился над книгой «История каннибализма в России», другой сторожил автостоянку, у третьего жена работала в банке, поэтому сам он вообще ничего не делал в ожидании, когда к власти придет правительство национального доверия. Четвертый, считавшийся самым близким, с вызовом сообщил, что пишет остросовременный роман о Хазарском каганате, и, не прощаясь, положил трубку.
Время всенародного интереса к истории минуло вместе с горбачевской эпохой. Для Шубина это были счастливые годы, он неплохо зарабатывал, снабжая газеты и журналы сообщениями о не известных широкой публике фактах или статьями с новым взглядом на известные. Биографии, календари памятных дат, архивные материалы разной степени сенсационности расхватывались на лету, в угаре успеха он не заметил, как его отнесло в сторону от магистрального течения жизни.
Сначала резко упали в цене красные маршалы, за ними — эсеры и анархисты, по которым Шубин специализировался с начала перестройки. На смену житиям революционных вождей, загубленных усатым иродом, пришли благостные рассказы о трудолюбивых и скромных великих князьях с их печальницами-женами, не вылезающими из богаделен. Правдолюбцев без царя в голове вытеснили мудрые жандармские полковники и рыцари Белой идеи, чаще склонявшиеся над молитвенником, чем над оперативными картами, а эти борцы за народное счастье в свою очередь уступили место героям криминальных битв.
В дыму от сгоревших на сберкнижках вкладов исчезли искатели золота КПСС. Сами собой утихли споры на тему, появится ли в продаже сахарный песок, если вынести тело Ленина из Мавзолея. Курс доллара сделался важнее вопроса о том, сколько евреев служило в ЧК и ГПУ и как правильно их считать, чтобы получилось поменьше или побольше.
Недавно всюду кричали про грабли, наступать на которые обречены не знающие собственной истории. Теперь вспомнили, что она еще никого ничему не научила. Читальные залы архивов на Пироговке и на улице Адмирала Макарова, где пару лет назад яблоку негде было упасть, стремительно пустели. Сбывать свой лежалый товар Шубину становилось все тяжелее, лишь некоторые не самые тиражные издания по инерции продолжали его печатать. В одно из них удалось пристроить очерк об Алексее Луцято.
Здесь ему ничего не заплатили, хотя обещали десять долларов. Он приезжал за ними раза четыре, но, пока ехал, улетучивались или деньги, или бухгалтер. Секретарша редакции, громогласная старуха со слуховым аппаратом, ему симпатизировала, поила чаем, советовала, с кем и как лучше поговорить насчет гонорара. Она оказалась родом из Читы. Шубин сказал, что скучает по Забайкалью, до сих пор ему снятся сопки над Селенгой, бесснежная зимняя степь с бегущими по ней призрачными шарами перекати-поля. Старуха расчувствовалась, и при очередном визите он получил от нее подарок, призванный подпитать его ностальгию — копченого омуля с пачкой читинских газет впридачу. То и другое ей присылали оставшиеся на родине племянницы.
Увлекательный документальный роман впервые в нашей стране повествует об удивительной жизни барона Унгерна – человека, ставшего в 1920-е годы «исчадием ада» для одних и знаменем борьбы с большевизмом для других. В книге на богатейшем фактическом материале, подвергшемся историко-философскому осмыслению, рассматриваются судьбы России и Востока той эпохи.
Время действия — конец прошлого века. Место — Санкт-Петербург. Начальник сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин расследует убийство высокопоставленного дипломата — австрийского военного агента. Неудача расследования может грозить крупным международным конфликтом. Подозрение падает на нескольких человек, в том числе на любовницу дипломата и ее обманутого мужа. В конечном итоге убийство будет раскрыто с совершенно неожиданной стороны, а послужной список Ивана Путилина пополнится новым завершенным делом. Таких дел будет еще много — впереди целая серия романов Леонида Юзефовича о знаменитом русском сыщике.
За годы службы Иван Дмитриевич перевидал десятки трупов, но по возможности старался до них не дотрагиваться, тем более голыми руками. Он присел на корточки рядом с Куколевым, пытаясь разглядеть его лицо, наполовину зарытое в подушку. Видны были только спутанные волосы на виске, один закрытый глаз и одна ноздря. Иван Дмитриевич машинально отметил, что с кровати свешивается правая рука, на которой, казалось, чего-то не хватает. Чего?..
«Октябрь», 2015, №№ 4–6.В то время как новейшая историческая проза мутирует в фантастику или эмигрирует на поле нон-фикшн, роман Леонида Юзефовича пролагает иной путь к памяти. Автор доказывает, что анализ – такая же писательская сила, как воображение, но, вплотную придерживаясь фактов – дневниковых записей, писем, свидетельств, – занят не занимательным их изложением, а выявлением закономерностей жизни. Карта боевого похода «белого» генерала и «красного» командира в Якутию в начале двадцатых годов прошлого века обращается для читателя в рисунок судьбы, исторические документы вплетаются в бесконечные письмена жизни, приобщающие читателя к архиву бесценного человеческого опыта.Роман о том, как было, превращается в роман о том, как бывает.
1870-е годы. В Санкт-Петербурге убит монгольский князь, продавший душу дьяволу, а немногим позже застрелен серебряной пулей писатель Каменский.1893 год. На берегу реки Волхов ушедший в отставку начальник сыскной полиции рассказывает о своем самом необыкновенном расследовании.1913 год. Русский офицер Солодовников участвует в военном походе в Монголии.1918 год. На улице Санкт-Петербурга монгольские ламы возносят молитвы под знаком «суувастик».Четыре времени, четыре эпохи сплелись в романе в прихотливый клубок преступлений и наказаний, распутать который по силам только одному человеку — Ивану Дмитриевичу Путилину.Его талант сыщика проливает свет не только на прошлое, но и на будущее.
В основе нового авантюрного романа Леонида Юзефовича, известного прозаика, историка, лауреата премии «Национальный бестселлер» – миф о вечной войне журавлей и карликов, которые «через людей бьются меж собой не на живот, а на смерть».Отражаясь друг в друге, как в зеркале, в книге разворачиваются судьбы четырех самозванцев – молодого монгола, живущего здесь и сейчас, сорокалетнего геолога из перестроечной Москвы, авантюриста времен Османской империи XVII века и очередного «чудом уцелевшего» цесаревича Алексея, объявившегося в Забайкалье в Гражданскую войну.
Уилл Селф (р. 1961) – один из самых ярких современных английских прозаиков, «мастер эпатажа и язвительный насмешник с необычайным полетом фантазии».Критики находят в его творчестве влияние таких не похожих друг на друга авторов, как Франц Кафка, Уильям С. Берроуз, Мартин Эмис, Виктор Пелевин.С каждым прикосновением к прозе У. Селфа убеждаешься, что он еще более не прост, чем кажется с первого взгляда. Его фантастические конструкции, символические параллели и метафизические заключения произрастают из почвы повседневности, как цветы лотоса из болотной тины, с особенной отчетливостью выделяясь на ее фоне.
«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».
Сюжеты напечатанных в этой книжке рассказов основаны на реальных фактах из жизни нашего недавнего партийно-административно–командного прошлого.Автор не ставил своей целью критиковать это прошлое задним числом или, как гласит арабская пословица: «Дергать мертвого льва за хвост», а просто на примерах этих рассказов (которые, естественно, не могли быть опубликованы в том прошлом), через юмор, сатиру, а кое–где и сарказм, еще раз показать читателю, как нами правили наши бывшие власти. Показать для того, чтобы мы еще раз поняли, что возврата к такому прошлому быть не должно, чтобы мы, во многом продолжающие оставаться зашоренными с пеленок так называемой коммунистической идеологией, еще раз оглянулись и удивились: «Неужели так было? Неужели был такой идиотизм?»Только оценив прошлое и скинув груз былых ошибок, можно правильно смотреть в будущее.
"Идя сквозь выжженные поля – не принимаешь вдохновенья, только внимая, как распускается вечерний ослинник, совершенно осознаешь, что сдвинутое солнце позволяет быть многоцветным даже там, где закон цвета еще не привит. Когда представляешь едва заметную точку, через которую возможно провести три параллели – расходишься в безумии, идя со всего мира одновременно. «Лицемер!», – вскрикнула герцогиня Саванны, щелкнув палец о палец. И вековое, тисовое дерево, вывернувшись наизнанку простреленным ртом в области бедер, слово сказало – «Ветер»…".
«На сигарету Говарду упала с носа капля мутного пота. Он посмотрел на солнце. Солнце было хорошее, висело над головой, в объектив не заглядывало. Полдень. Говард не любил пользоваться светофильтрами, но при таком солнце, как в Афганистане, без них – никуда…».
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».