Яйцо археоптерикса - [2]

Ваш благодарный ученик,

доктор Финдер

P. S. Как жаль, что невозможно «высидеть» это яйцо! — Полагаю, однако, что оно для этого недостаточно «свежее»?!

Глаза старого ученого вновь и вновь возвращались к этому постскриптуму. Невероятная мысль пришла ему на ум: не может ли шутка о «высиживании» яйца обернуться правдой?

Шум у двери прервал его размышления. Вошла Паулина, пожилая экономка профессора. Пораженная, она выронила ведро и швабру и в ужасе воздела руки над головой.

— Но… профессор, профессор! Если бы только ваша покойница-жена это видела! Вы еще сидите над своим куском камня? И до сих пор даже не ложились? Ах, дорогой профессор, когда человеку за семьдесят…

— Да-да, вы правы, дражайшая Паулина! Но бывают исключения — вот почему я нынче работал всю ночь. Прошу вас, проявите благоразумность и больше меня не попрекайте — а лучше принесите мне самую большую чашку превосходного кофе, какой только вы умеете варить, Паулина!

Подхватив ведро и швабру и покачивая головой, старая, преданная экономка удалилась.

Профессор Дилювиус вновь обратился к необычайной находке. Он бережно взял в руку яйцо археоптерикса и начал разглядывать его при свете настольной лампы. Яйцо отличалось равномерной непрозрачностью, как если бы скорлупа его была толще и плотнее, чем у яиц современных птиц. Профессор вспомнил крестьянское средство и поднес драгоценное яйцо к губам — сперва одним концом, после другим.

В восторге и страхе он чуть не выронил яйцо из рук.

Один конец показался ему теплее другого!

Кровь затрепетала в его висках от внезапного волнения. Неравно теплые половины! Быть может, это галлюцинация…

Утро мерцало в щелях жалюзи. Профессор поднял их и погасил свет в комнате. Затем он несколько раз прошелся взад и вперед, открыл окно и глубоко вдохнул душистый весенний воздух. Он должен был снова овладеть собой, вновь полностью подчинить себе все чувства, прежде чем приступить к решающему исследованию находки.

Паулина вернулась и принесла ароматный утренний напиток. Вид ее доброго, несколько простоватого лица и глоток коричневой влаги успокоили профессора. Быстро решившись, он протянул экономке драгоценное яйцо первоптицы.

— Проверьте-ка, дражайшая Паулина, свежее ли это яйцо. Представьте себе, что держите яйцо курицы. Только, прошу вас, осторожно, осторожно!

Паулина подвергла яйцо тому же испытанию, что и профессор несколько минут назад — с той разницей, что простая кухарка обладала куда большим опытом.

— Еще свежее, господин профессор! Сварить его вам? Это какое-то экзотическое лакомство, не так ли?

Обеими руками престарелый профессор схватил чудесное сокровище.

— Нет! О, нет! Бога ради, Паулина! Это яйцо подобного птице существа, которое жило на земле много, много тысячелетий назад.

— Но яйцо еще свежее, ручаюсь вам в этом, господин профессор! А теперь позавтракайте и приведите себя в порядок, если не собираетесь ложиться!

С этими словами Паулина вышла из комнаты.

Профессор опять взял в руки яйцо. Последняя проверка.

Никаких сомнений! Один его конец определенно теплее другого. Паулина была права: яйцо «еще свежее». По весу оно едва превосходило куриное яйцо средней величины — по некоей непонятной причине, следовательно, содержимое не могло быть окаменевшим! Вероятно, мельчайшие частицы известкового ила юрского моря герметически закупорили все поры скорлупы; бактерии, вызывающие разложение, не смогли проникнуть внутрь и содержимое сохранилось, словно в консервной банке…

Но тогда! — Тогда можно поместить яйцо на созревание в инкубатор! И это также означает, что белок еще жизнеспособен, в силах развиться — невзирая на непредставимо долгое время, что яйцо пролежало в окаменевшем известковом иле Айхштета! Мысли в голове профессора снова забегали с безумной быстротой…

Тогда его ожидает неописуемое счастье: он увидит, как из чудесного яйца вылупится живая первоптица, настоящий археоптерикс во плоти!

На счастье, Паулина давно ушла и не увидела индейский танец, который профессор принялся выплясывать среди чинной меблировки кабинета. Должно быть, Граухен, чей мирный сон был вновь потревожен, удивилась еще больше — но хранила молчание.

Несколько часов спустя профессор Дилювиус, воспользовавшись услугами служителя палеонтологического института, раздобыл инкубатор, установил аппарат и бережно поместил внутрь драгоценное яйцо археоптерикса. Первоптицы юрского периода, вероятно, сами не высиживали яйца, так как обладали сравнительно редким оперением, но предоставляли это нашей всемогущей матери — солнцу; поэтому точное соблюдение температуры инкубации было невозможно даже в природе. Следовало только не превышать предельный уровень температуры (около 60°), потому что иначе белок начнет сворачиваться. Заранее установленная максимальная температура инкубатора, обогреваемого лампой, регулировалась с помощью автоматического механизма. Когда температура достигала предельно допустимого уровня, аппарат либо подавал наблюдателю сигнал тревоги, либо же автоматически ограничивал приток тепла и тем самым снижал температуру. Последний метод применялся чаще. Профессор Дилювиус, однако, доверял себе намного больше, чем самому современному автоматическому устройству; вследствие этого, он переключил аппарат на «тревогу», собираясь регулировать температуру вручную, если она превысит допустимый уровень. Он с тревогой и страхом думал о ночных часах, когда придется доверить драгоценное сокровище автоматическому механизму инкубатора. На мгновение ему пришла в голову мысль установить круглосуточное дежурство и, покуда яйцо созревает, делить его с Паулиной — но он не осмеливался предложить нечто подобное старой, преданной экономке, хотя сам охотно наблюдал бы за инкубатором все ночные и даже половину дневных часов.