Яйцо археоптерикса - [3]

Необходимо было, однако, посвятить Паулину в некоторые секреты работы инкубатора. — Профессор позвал экономку и вкратце разъяснил ей принцип действия механизма. Недоверчиво улыбаясь, усердная Паулина глядела на странный ящик — и ее улыбка становилась даже немного насмешливой, когда она посматривала на престарелого профессора, пылко излагавшего таинственный план.

— И птенец без всякой наседки вылупится из яйца?

Профессор кивнул.

— Кто же проклюнет дыру в скорлупе, когда яйцо созреет, господин профессор?

Профессор развеял ее опасения и к своей радости убедился, что она усвоила методы, посредством которых температура поддерживалась на нужном уровне.

— Долго ли жестяная курица будет высиживать цыпленка? — спросила она, уходя.

— Подождем и увидим, Паулина. Но надеюсь, не дольше, чем курица из мяса и перьев!

С тех пор профессор Дилювиус жил только ради археоптерикса. Поглощенный мыслями о предстоящем «радостном событии», он забывал о еде, питье и сне.

Старая Паулина была вне себя от отчаяния. Напрасно она готовила хозяину самые вкусные блюда, напрасно уговаривала его, в память о «покойной госпоже профессорше», позаботиться о дряхлеющем теле и хоть немного отдохнуть.

Три дня и три ночи подряд профессор Дилювиус просидел перед «жестяной курицей». На письменном столе лежала раскрытая книга с превосходным изображением Archaeopteryx lithographica («Палеонтологические труды» Дамеса и Кайзера, т. 2, вып. з, 1884).

— Какой чудесной находкой является даже этот великолепной сохранности отпечаток из сланцевых карьеров Зольнхофена! — бормотал он. — В те дни германская империя выложила 26,000 марок за плиту с археоптериксом — но я, если счастье мне улыбнется, окажусь единственным в мире обладателем живого экземпляра! Как мне будут завидовать! Мои дражайшие и недоверчивые коллеги сбегутся со всех концов света, чтобы посмотреть на фантастическую птицу! И что только мне не предложат за нее! Но никаких денег в мире не хватит! Не хватит всего золота земли!

Этим горделивым утверждением старый ученый завершил свой дифирамб первоптице, которая постепенно развивалась в яйце под воздействием живительного тепла.

Негромкое мурлыканье зазвучало в кабинете и одновременно профессор почувствовал, что о его ноги трется Граухен. Лаская кошку, он гладил рукой ее спинку, пытаясь немного искупить прежнее невнимание. Затем, однако, он сказал:

— Придется тебе привыкнуть на какое-то время к жизни на кухне, дражайшая Граухен! Хотя ты и очень благовоспитанная кошечка, под твоей мягкой, восхитительной шерсткой все-таки таится хищник, и более того, хищник, который очень любит маленьких птенцов!

Граухен хотела было запрыгнуть к нему на колени, занять место, принадлежавшее ей годами, но профессор отмахнулся от нее, встал и открыл дверь, собираясь прогнать кошку прочь.

В этот момент на пороге появилась Паулина.

— Дражайшая Паулина, кошку некоторое время нельзя будет пускать в кабинет. Думаю, у вас на кухне она будет в надежных руках.

— Конечно, профессор — как пожелаете! — Профессор, я хотела спросить, справитесь ли вы сами несколько часов; мне хотелось бы ненадолго отлучиться к родным…

— Ступайте, Паулина, ступайте! Но к вечеру вы, я смею надеяться, вернетесь…

— Непременно. До свидания, господин профессор!

Подхватив Граухен на руки, она вышла из комнаты.

Паулина, эта добрая, заботливая душа, не знала, что и делать. Нынче случилось самое невероятное: профессор даже не притронулся к любимому блюду — фрикасе из курицы! Нет, ничем хорошим это не кончится! И все из-за злополучного яйца!

Паулина направилась не к родственникам, а к семейному врачу профессора, доктору Гартману, советнику медицины. Она излила перед ним свое старое, преданное сердце, поведала все свои горести, рассказала о том, как несколько дней назад профессор получил по почте большую каменную плиту, как работал над нею резцами день и ночь, высвобождая скрытое в камне яйцо, как не спал последние три дня и три ночи и ни кусочка не проглотил (не притронувшись даже к любимому блюду!), как изгнал из кабинета красивую серую кошечку, которая, как известно господину советнику, была памятью о покойной жене — и все ради того, чтобы добыть птенца из яйца проклятой птицы, каковое он поместил в нагретую жестяную коробку! — Свой рассказ Паулина завершила горючими слезами и настоятельной просьбой к господину советнику наставить ее хозяина на ум, пока еще не поздно!

— Хорошо, хорошо, фрейлейн Паулина, будет сделано! Возвращайтесь домой; я вскоре последую за вами. Часы посещения больных уже истекли; профессор должен считать, что я пришел к нему с визитом вежливости, как старый друг, а не как семейный врач.

Отворив дверь в кабинет старого друга, советник медицины доктор Гартман тотчас услышал короткий прерывистый звон сигнала тревоги.

Он вошел; следом вошла Паулина, которая также услышала звонок.

И — там, за столом, крепко спал старый профессор, и его растрепанная седая голова покоилась на вышеупомянутом изображении археоптерикса. Он заснул беспробудным сном и не услышал тревожный сигнал инкубатора.

Одним взглядом советник медицины оценил положение.