Явилось в полночь море - [41]

– Кончай сам, – ответила Луиза.

– Господи, зачем мне это все. Мне могло бы гораздо больше повезти где-нибудь еще.

– Так иди куда-нибудь еще.

Конечно же, в тот период своей жизни где-нибудь еще ему повезло бы еще меньше. Он был некрасивым и неприятным, и они с Луизой не провели и четырех месяцев вместе, когда она начала задумываться, как это вообще спуталась с ним. Тогда, весной 1968 года, она бы удивилась, узнав, что сможет провести с ним год, не говоря уж о десяти, не говоря уж о том, чтобы выйти за него замуж. Его очарование, решила она несколько позже, заключалось в его нелепой наглости. Какой-то внутренний голос в ней восхищался тем, как он оскорбляет всех и каждого, в том числе даже ее. Она изумлялась тому, как непринужденно он смог перерасти себя, а его абсолютная бравада при полном отсутствии таланта просто завораживала. Дело же заключалось в следующем (как она поняла лишь гораздо позже): она видела, что ему больше ни с кем так не повезет, и какое-то отвращение к себе убеждало ее, будто и ей самой нечего думать о том, что ей с кем-то повезет больше, чем с ним. Голая, сидя на стуле и куря сигарету, Луиза попыталась подумать об услышанном звуке, но поняла, что рядом с Митчем серьезно думать о чем-либо невозможно. Она налила себе вина и поставила пластинку.

– «Странные дни нашли нас».

Как зверь в капкане, Митч заревел при звуке первых же нот:

– Нет, нет, нет, нет!

– «Странные дни выследили нас» . [43]

– Как ты можешь снова слушать эту пластинку. Ты уже шесть месяцев не слушаешь ничего, кроме этой пластинки.

– Шесть месяцев назад мы не знали друг друга, – ответила Луиза. – Ты понятия не имеешь, что я слушала шесть месяцев назад.

– Ну давай, скажи, что шесть месяцев назад ты эту пластинку не слушала, – сказал Митч.

Она на мгновение задумалась, затянувшись сигаретой, и в конечном итоге согласилась:

– Ты прав. Шесть месяцев назад я ее слушала.

Ее брат Билли Пейджел познакомился с Митчем год назад в Лос-Анджелесе, где оба записались на курсы по киносъемке, которых ни тот, ни другой не закончили. В свои двадцать семь лет Билли был на целых три года старше самого старшего из остальных студентов; не питая особого интереса к кинематографу, так же как к образованию и диплому вообще, он приехал в Лос-Анджелес в уверенности, что, как он слышал, хиппушки, шляясь по Сансет-Стрип, дают с таким бешеным темпом, что в те задумчивые моменты глубоких сомнений, с которыми рано или поздно сталкивается каждый мужчина, его единственная забота – сумеет ли он управиться со всеми. Со своей стороны, Митча, который недавно перевелся туда из колледжа в окрестностях Сан-Франциско, злила угнетающая идея, что в кино может понадобиться определенное количество дисциплины, а возможно, даже умения. Видел он все эти французские фильмы и знал, как и что надо на самом деле, и проделал четыреста миль не для того, чтобы замарать свой блеск снобистским стремлением к компетентности.

Вот было времечко. Но потом Митча и Билли вышвырнули из университета, деньги кончались, и с зеленых холмов студенческого городка – где раньше они проводили дни, лежа на солнце среди скульптур, покуривая травку и всех высмеивая, – сезон дождей смыл их прямо на бульвар Сансет, и на оставшиеся скудные средства они купили два билета через всю страну в Нью-Йорк, где жила Луиза. Семь дней Митч тратил мили пленки, снимая всех в автобусе. Пассажиры, просыпаясь в темноте, видели, как его камера жужжит у них перед лицом.

– Не замечать меня, – командовал Митч, – меня здесь нет, ведите себя естественно, – и ругал их за недостаточный эффект присутствия – мотивационный прием, который он много лет будет применять к различным «актрисам». Подъезжая к Филадельфии, водитель вышвырнул Митча и Билли из автобуса, и остальной путь до Манхэттена они проделали автостопом.

Митч не был особо заинтересован – по соображениям эстетики ли, похоти ли – в том, чтобы снимать людей во время секса, просто это было единственным интересным занятием, легко доступным любому, кому нечего сказать, кому наплевать на всех, кроме своей драгоценной персоны, и кто не умеет или не хочет общаться с другими людьми каким-либо иным способом. В пользу Митча также была эпоха, когда считалось, что простой факт публичного совокупления актеров на экране представляет собой достаточную новизну и любая попытка нововведений только отвлекает зрителя. Собери кучку людей в номере дешевого мотеля, привяжи Бардо для неимущих к столу и насилуй ее в несколько членов одновременно в течение восьмидесяти минут, и все будут счастливы. Для Митча и Луизы это началось с того, что однажды, когда они провели вместе лучшую часть года, он начал снимать ее во время секса – не потому, что это его возбуждало, а просто потому, что вот куда еще можно было повернуть камеру. Проблема заключалась в том, как самому принять участие в сцене: для этого пришлось бы доверить камеру третьему лицу, что было исключено, и поэтому Митч начал искать других мужчин, включая Билли, чтобы они трахали Луизу. Луиза, уже к тому времени вынашивающая свой будущий имидж эротической террористки, не знала, что вызывало у нее большее отвращение – то, что Билли был ее братом, или что Билли был Билли. Она также подозревала, что становится пешкой в фантазиях Митча, а если есть что-то более обидное, чем стать пешкой в чьих-то фантазиях, то это – стать пешкой в фантазиях человека, не имеющего никакой фантазии.