Яства земные - [4]
Смотри на вечер так, словно день должен в нем умереть, на утро - словно все сущее только что в нем родилось.
Пусть твое зрение обновляется с каждым мгновением.
Мудрость в том, чтобы удивляться всему.4
Все твои беды, Натанаэль, происходят от обилия твоего добра. Ты не знаешь даже, что из всего предпочесть, и не понимаешь, что единственное благо жизнь. Самое крохотное мгновение жизни сильнее смерти и отрицает ее. Смерть это разрешение на вход для других жизней, чтобы все непрерывно обновлялось. Всякая форма жизни сохраняется ровно столько времени, сколько ей нужно, чтобы выразить себя. Счастливое мгновение, когда звучит твое слово. Все остальное время - слушай; но, когда ты говоришь, - не слушай ничего.
Нужно, чтобы ты сжег в себе все книги!
ПЕСНЯ
В ЗНАК ПОКЛОНЕНИЯ ТОМУ,
ЧТО Я СЖЕГ5
Есть много разных книг. Одни читают,
Присев на край скамьи, за школьной партой.
Другие есть - для чтения в дороге
(При выборе играет роль формат);
Есть книги для лесов и для полей,
Et, - Цицерон сказал, - nobiscum rusticantur*.
Есть те, что я прочел с большим вниманьем,
И те, что копят пыль на чердаках.
Одни заставят вас в добро поверить,
В отчаянье другие приведут.
Доказывают те: есть Бог на свете,
А эти говорят: не может быть.
Есть книги, нужные одним библиофилам,
И книги, заслужившие хвалу
Когорты целой критиков маститых.
Есть книги по проблемам пчеловодства
Их узкоспециальными считают.
Есть книги о природе. После них
Уже нет смысла совершать прогулку.
Есть книги, что отталкивают мудрых,
Но привлекают маленьких детей.
И множество различных антологий
Все лучшее в них есть. О чем - не важно.
Одни нас учат жизнь любить безмерно,
А авторы других - самоубийцы.
Те сеют ненависть, а эти жнут
Все, что они посеяли когда-то.
Есть книги, излучающие свет,
Наполненные прелестью, восторгом.
Такие есть, что дороги, как братья,
Которые честней и лучше нас.
А стиль других настолько необычен,
Что можно долго изучать - темны.
Натанаэль, когда же мы сожжем все книги?!
Одни из них не стоят и трех су,
Другие же едва ли не бесценны.
Есть те, что говорят лишь с королями,
И те, чья речь звучит для бедноты.
Есть и такие, чьи слова нежней,
Чем шелест листьев в полдень.
Есть меж ними
Та книга, что когда-то Иоанн
На Патмосе, как крыса, cъел поспешно6,
(Уж лучше есть малину), и она
Переполняла горечью все чрево,
Видений вызывая череду.
Натанаэль! Когда же мы сожжем все книги?!!
Мне мало читать о том, что песок на пляже податлив; я хочу, чтобы мои босые ноги это чувствовали... Все знания, которым не предшествует ощущение, для меня бесполезны. Мне никогда в жизни не приходилось видеть прекрасное, без того чтобы вся моя нежность не возжелала прикоснуться к нему. Возлюбленная красота земли, твое цветение чудесно! О пейзаж, в который погружается мое желание! Открытая страна, где блуждают мои поиски; аллея папируса, обрывающаяся в воде; тростник, склонившийся к реке; просветы полян; явление простора в узких амбразурах веток, беспредельное обещание. Я блуждал в коридорах камней и растений. Я видел, как разматывался клубок весен.
СКОРОГОВОРКА ЯВЛЕНИЙ
Каждый день, каждое мгновение моей жизни имели для меня вкус новизны - дар абсолютно невыразимый. Благодаря ему я жил в почти постоянном страстном изумлении. Я очень быстро доводил себя до состояния опьянения, и мне нравилось впадать в это своего рода забытье.
Конечно, если я встречал смех на губах, мне хотелось поцеловать их, румянец на щеках, cлезы в глазах - я хотел выпить их; вгрызаться в мякоть всех плодов, которые тянулись ко мне с отяжелевших веток. В каждой харчевне меня приветствовал голод; у каждого источника меня поджидала жажда - своя у каждого в отдельности; - или, если другими словами выразить мои желания:
идти туда, куда ведет дорога;
отдыхать там, где благосклонна тень;
плыть вдоль берега на глубине;
любить или засыпать на берегу каждой постели.
Я смело клал свою руку на любой предмет и верил, что у меня есть права на каждый предмет моих желаний. (Впрочем, мы желаем, Натанаэль, не столько обладания, сколько любви.) Ах, пусть переливается передо мной каждая малость, пусть вся красота облекается и искрится моей любовью!
КНИГА ВТОРАЯ
Яства.
Я жду вас, яства!
Мой голод не остановится на полпути;
Он не утихнет, пока не будет удовлетворен;
Никакая мораль не помешает мне,
А лишениями я мог кормить только душу.
Удовольствия! Я ищу вас.
Вы прекрасны, как летние зори.
Источники, особенно лакомые под вечер, отменные в полдень; бодрящая влага раннего утра; дуновения ветра на кромке прилива; заливы, заваленные мачтовым лесом; тепло ритмичных рек...
О, есть же еще дороги, ведущие в поля; полуденный зной; настои лугов; и для ночлега - ямка в стогу;
есть дороги на Восток; струи воды за кормой в любимых морях; сады в Моссуле; танцы в Туггурте; песни пастуха в Гельвеции;
есть и дороги на Север; ярмарки в Нижнем; сани, вздымающие снег; замерзшие озера; конечно, Натанаэль, мы не дадим скучать нашим желаниям.
Корабли вошли в наши порты, они привезли созревшие плоды из неведомых стран.
Разгрузите их поскорей, чтобы мы смогли наконец отведать этих плодов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
До конца жизни его раздирали противоречия между чувственным и духовным. Этот конфликт он выплескивал на страницы своих книг. Его искания стали прозой, точнее — исповедальной прозой. И, может быть, именно поэтому его романы оказывали и оказывают огромное влияние на современников. Тема подлинности и фальши, его «неистребимая иллюзия» — свобода воли, пожалуй, главная в его творчестве. «Фальшивомонетчики» — самый знаменитый роман Андре Жида.
Известнейший французский писатель, лауреат Нобелевской премии 1947 года, классик мировой литературы Андре Жид (1869–1951) любил называть себя «человеком диалога», «человеком противоречий». Он никогда не предлагал читателям определенных нравственных решений, наоборот, всегда искал ответы на бесчисленные вопросы о смысле жизни, о человеке и судьбе. Многогранный талант Андре Жида нашел отражение в его ярких, подчас гротескных произведениях, жанр которых не всегда поддается определению.
Известнейший французский писатель, лауреат Нобелевской премии 1947 года, классик мировой литературы Андре Жид (1869–1951) любил называть себя «человеком диалога», «человеком противоречий». Он никогда не предлагал читателям определенных нравственных решений, наоборот, всегда искал ответы на бесчисленные вопросы о смысле жизни, о человеке и судьбе. Многогранный талант Андре Жида нашел отражение в его ярких, подчас гротескных произведениях, жанр которых не всегда поддается определению.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.