Ящик Пандоры - [4]

«Глупо, глупо ты попался, камерад, — мысленно усмехнулся старик. — Утратил бдительность, не учел того, что к власти в Боливии пришло правительство левых сил. Оно тебя и поймало на крючок… Надо было сразу подаваться к Пиночету в Чили, или к Альфредо Стресснеру в Парагвай. Но ты все ждал чего-то… Вот и дождался, херр судовладелец, хозяин «Трансмаритима Боливиана».

Он подумал: не выпить ли еще виски?.. Но день обещал быть жарким, не стоит перегружаться спиртным, ведь еще и дело не закончено. Он выпьет за состоявшийся успех ближе к вечеру.

Луиджи надоело смотреть на безмолвный экран, звук включался только по просьбе посетителей, он глянул на газету, которой так увлекся клиент, и увидел теперь, что «Корриенте» раскрыта на той странице, где говорится об этом грязном подонке и убийце Альтмане-Барби.

— Что бы вы сделали с этим человеком, синьор? — спросил Луиджи.

— Повесил бы, — мрачно ответил старик и впервые посмотрел на бармена тяжелым взглядом.

— О, синьор! Вы абсолютно правы! Этих нацистов всех необходимо повесить! Они расстреляли двух моих дядей, братьев отца… А сам отец был партизаном! Вы иностранец, синьор? Я почувствовал акцент в вашей речи…

«Ты бы лучше проглотил свой болтливый язык, щенок», — подумал старик.

Вслух он сказал:

— Француз…

— И, конечно, вы тоже сражались с нацистами, синьор! Я сразу это понял… Судя по обличью — вы самый настоящий маки́, типичный боец Сопротивления! Угадал я, синьор? Верно?

— Вы угадали, молодой человек, — в улыбке растянул губы посетитель. — Бывший партизанский командир…

— О, синьор! Какая встреча! Я должен познакомить вас с моим отцом! Сейчас я позвоню ему… Он еще крепкий старик, и с удовольствием выпьет с вами стаканчик!

— Я спешу, — сказал посетитель и положил деньги за стойку. — В следующий раз…

«Чертов болтун, — подумал он, выходя из бара, — привязался, как репей к хвосту собаки… Ха-ха! Признать во мне маки́!? Неплохое начало перед визитом к этим гангстерам. Гм… В этом что-то есть. Можно использовать для «легенды», если придется отправиться туда».

Старик надел темные очки, он всегда не любил солнца, хотя уже довольно долго жил в этом большом портовом городе на Средиземном море, поправил на голове полотняную кепку, прикрывшую его едва тронутую плешью, коротко стриженную голову, и медленно двинулся улицей, которая уходила от бара «Эсмеральда» в сторону морского порта.

Пройдя несколько кварталов, он вдруг резко свернул вправо, незаметно проверив, не потянул ли за собой «хвоста». Теперь старик шел узкими улочками старой части города, мимо уютных кафе, красивых сквериков и средневековых храмов. От выпитого виски недавний клиент «Эсмеральды» оживился, походка его стала твердой, уверенной, едва ли не строевой… Впрочем, это ведь тридцатилетнему Луиджи он показался стариком. Выглядел его посетитель вполне еще браво для своих шестидесяти пяти лет. Он был на семь лет моложе Клауса Барби.

Над городом возник и медленно поплыл в нагретом уже воздухе колокольный звон.

Навстречу человеку в полотняной кепке скользнула стайка молоденьких монахинь.

Медленно проехала патрульная полицейская машина.

Из порта донесся басистый голос пассажирского лайнера.

«Это русский «Калининград», — припомнил человек, недавно пивший виски в «Эсмеральде». — Отходит в обратный рейс… «Калининград»… Тьфу!

Старик в сердцах сплюнул на мостовую и ускорил шаг.

Узкая улица вывела его на набережную, к причалам яхтклуба. Теперь до цели осталось немного, и человек, которого наивный и жизнерадостный Луиджи принял за французского партизана, пошел медленнее — надо внутренне подготовиться к встрече с теми людьми, которых он мысленно называл «гангстерами», ибо хорошо знал, кто скрывается под вывеской шипчандлерской конторы «Паоло Хортен и братья».

Вот и этот трехэтажный особняк. Внушительное крыльцо, облицованное каррарским мрамором, на массивных створках двери бронзовые львиные головы, в зубах у них — кольца, а сбоку — незаметная кнопка и забранный в решетку динамик над нею.

Не колеблясь ни мгновения, он решительно нажал кнопку.

Дверь тут же открылась, будто привратник — внушительного вида парень в морской униформе — следил за посетителем заранее.

— Меня зовут Гельмут Вальдорф, — сказал пришелец по-английски. — Доложите мистеру Хортену, что я хочу видеть его по важному делу.

— Старшему Хортену доложить или младшему? — бесстрастно спросил привратник.

Этого Вальдорф не ожидал.

Но для того, чтобы найти нужный ответ, ему понадобилось меньше секунды.

— Все равно, — сказал он. — Дело касается обоих.

— Пройдите, — сказал парень, и Гельмут Вальдорф вошел в полутемный прохладный холл.

Привратник знаком указал ему на глубокое кожаное кресло, затем прошел к небольшой конторке, склонился над скрытой от глаз посетителя панелью, щелкнул тумблером.

— Гельмут Вальдорф, синьор, — сказал привратник.

Одновременно он включил скрытую видеокамеру, она запечатлела несколько напряженное лицо усевшегося в кресло Вальдорфа и перенесла на экран телевизора, что возвышался на письменном столе Хортена-младшего, которого друзья и сослуживцы по разведывательному управлению называли Малюткой Джеком: в нем было двести сорок фунтов веса при двухметровом росте.