Яростная Калифорния - [25]

А карусель вертится, и, черт побери, как, оказывается, легко обозреть ее с высоты всего лишь четырех лет. Снова выборный год, но уже не Сан-Франциско, а курортный Майами-Бич заангажировал республиканский съезд. Демократы, наломав дров вьетнамскими эскалациями, помогли республиканцам кое-как склеить партию, деморализованную поражением Голдуотера. Джонсон отказался баллотироваться на второй срок, дав «партии слона» дополнительный шанс провести своего человека в Белый дом. Скрентон сошел с круга, не обнаружив достаточной энергии и честолюбия. У Нельсона Рокфеллера и его жены Хэппи не зажили еще раны сан-францисского унижения. Другие люди на республиканской авансцене, и среди них — Рональд Рейган, бывший киноактер, этакий неожиданный продукт растущей голливудской безработицы. Во время баталий в Коровьем дворце Рейган еще играл ковбоев в кинопавильонах, а сейчас — губернатор Калифорнии и на роли нового Голдуотера. Но главный претендент у республиканцев Ричард Никсон, тоже калифорниец. Политические страсти вернулись на калифорнийскую землю в виде пробы, хотя и важной, предстоящих 4 июня первичных выборов. Внимание на двух демократах — Роберте Кеннеди и Юджине Маккарти.

Все это мелькает в мозгу, пока мы проносимся под зеленым щитом, направляющим желающих к Коровьему дворцу.

Нам нужен не дворец, а отель, и не корова, а мистер Лэмб, хотя по странной игре случая его фамилия переводится как «овца». Отель — и немедленный телефонный контакт с мистером Лэмбом, заведующим местным бюро «Бизнес уик», который уже заготовил программу наших сегодняшних встреч и, наверное, волнуется, потому что не привык на встречи опаздывать, наверное, ворчит на чудаков русских, не заказавших отель заранее, — нелепость для американца, выжимающего максимум из телефона, по которому в их стране можно, не вешая трубки, связаться с любым городом, и из справочников, в которых указаны и цены, и расположение отелей.

Сидя за рулем, Василий Иванович рыскал по улицам, а я — по страницам путеводителя, ставя на обсуждение названия и цены отелей. Последние строчки коротеньких аннотаций отвращали нас от буржуазных соблазнов — соляриев на крышах, от высотной жизни на изысканном Ноб-хилле, ибо пестрели эти строчки теми знаменитыми загогулинами, которыми наши карикатуристы любят метить бока, спины, манжеты и цилиндры американских толстосумов. Мы браковали отель за отелем, пока не дошли до «Губернатора». На слух? Звучит хорошо. Место? «В сердце Сан-Франциско». Цена номера? От девяти до двенадцати долларов на одного человека, от одиннадцати до шестнадцати — на пару: «прекраснейший из разумно расположенных отелей Сан-Франциско».

И мы выбрали «прекраснейший» — кирпичный параллелепипед на углу Турк-стрит и Джонс-стрит, поднялись в свои номера и сразу же поспешили вниз, где, должно быть, уже ждал нас мистер Ричард Лэмб.

Мистер Ричард Лэмб не стал для нас Диком, как стал Томом мистер Том Селф, его бывший ученик. Он остался мистером Лэмбом — сдержанным, суховатым, скорее бизнесмен, чем журналист. И очень аккуратным — от важной, мелко-дробной походки до шляпы, берегущей тщательный пробор на голове, до манеры говорить, пожевывая губами снова, будто дегустируя их.

— Разное есть отношение к вашей стране, разное, — от любви до ненависти, — неторопливо говорит он, проверяя каждое слово, с тем чтобы оно было не чересчур обидным, но и не уклончивым. — Я вам скажу откровенно, что коммунизм не является моей концепцией счастья, хотя, может быть, я недостаточно знаю о коммунизме. Что же касается вопросов мира, то, конечно, я за мир. Не скрою, у меня были подозрения насчет вашей страны, и не совсем они исчезли. Однако после карибского кризиса люди моих взглядов поняли, что когда Советы говорят о мирном сосуществовании, они имеют в виду дело.

Двое взрослых детей, уже пошли внуки. Живет в университетском городке Стэнфорде. В свой сан-францисский оффис предпочитает ездить поездом, потому что машина — это пробки и нервы.

— Зачем скрывать, я живу, как немногие американцы. Существенные приобретения. Дом. Машина. Милая жена. Милые дети. Даже если я негритянскую проблему не чувствую вот здесь, — рука на сердце, пожевывание губами, — я, как бы это сказать, понимаю их — и то, что их так долго толкали с разных сторон, и то, что теперь они грозят моему положению.

Вот мистер Лэмб — из круга избранных, знающий социальных оппонентов, с гуманизмом, тождественным самосохранению.

В глазах его за стеклами очков и в аккуратно отвисших старческих щечках я прочел еще и обиду — на нас и на ситуацию, которая связала его с нами. Я понял, что он вывел нам цену еще в холле отеля «Губернатор», в тот миг, когда на коротких два дня мы возникли друг перед другом из взаимного небытия. Его взгляд пробежал по нашим помятым дорогой брюкам и по холлу отеля «Губернатор». Прекраснейший? Мистер Лэмб, старожил Сан-Франциско, не знал этого отеля и знать не хотел, что сразу же и дал нам почувствовать. Мистер Лэмб чуть заметно поморщился, и тогда-то я заметил обиду в его глазах и подрагивании отвисших щечек. Почти детскую обиду солидного человека, который не для того лелеял свою концепцию счастья, чтобы на старости лет по указанию своего шефа из Нью-Йорка и в угоду моде на международное общение стать чем-то вроде мальчишки на побегушках у каких-то чудаков в помятых брюках, приехавших из чужой и непонятной страны. Он, правда, организовал несколько встреч, снабдил нас кое-какой справочной литературой, но через день вежливо и холодно попрощался. И отбыл на уик-энд к себе в Стэнфорд...