Ярость - [88]
— Пиздеж.
— Логичный выбор.
Она не стала комментировать. Может быть, потому, что перед этим в его голосе звучала решительность, а в последнем предложении — печаль.
Четыре часа ночи.
Шацкий уставился на неоднократно зачеркнутое слово «КОСТИ» и думал над тем, можно ли каким-то образом вставить отдельные косточки в схему варминьского инквизитора (средствам массовой информации это прозвище ужасно бы понравилось), и существует ли какой-либо способ, чтобы идентифицировать останки. Ключ, который позволил бы сузить группу лиц, ДНК которых необходимо было бы сравнивать.
Две мужские ладони. Интерпретация навязывалась сама. Некий дамский боксер попал в черный список инквизитора. И очень быстро утратил свои любимые орудия. Только лишь это, или же еще и жизнь? Неизвестно. До сих пор они предполагали, что жизнь. Что безрукий умер таким же образом, что и Найман, живьем растворенный в щелочи, на это указывали следы железа на пальцах, доказательства того, что тот любой ценой пытался выбраться из чугунной трубы.
Эта мысль заставила его застыть. До сих пор ему удавалось отодвигать от себя мысли про Хелю. О том, в какой ситуации та сейчас находится. Он боялся того, что истерика захватит его, и тогда он будет тратить время напрасно. Но сейчас, когда пришла мысль о чугунной трубе, он вдруг представил себе свою дочь, которую он сопровождал с момента рождения, замкнутую в подобного рода месте, и тут же не смог дышать, слезы навернулись на глаза.
Чтобы успокоиться, понадобилось какое-то время.
Истерикой ей не помочь, повторял он сам себе, истерикой ей не помочь.
Шацкий посчитал, что если владелец ладони погиб, определение его личности становится практически невозможным. Но если его только лишь лишили ладони, возможно, предварительно удерживая в трубе какое-то время — это бы объясняло, что в пароксизме страха тот пытался из нее выбраться, из-за чего довел собственные пальцы до подобного состояния. Такая версия еще дарила надежду. Как в хирургических отделениях, так и у поставщиков протезов должны были бы помнить мужика, который вдруг утратил обе ладони.
И слуховые косточки. Вот это была загадка. Комплект женский и комплект мужской. Шацкий не понимал, каким образом орган слуха может стать элементом насилия. Кто-то слушал недостаточно активно? Был глух к эмоциональным проблемам собственной супруги? Нет, это уже какая-то чушь, тем более, что один комплект был дамским. Или речь идет о детях? Родители, которые не слушали своих детей, потому что предпочитали жарить маясо на гриле. Шацкий не мог заставить себя пойти по этому следу.
Наверняка суть здесь в чем-то другом.
Он поднялся из-за стола, встал у окна. Идеальная чернота все так же была черной, но город постепенно пробуждался к жизни, Шацкий давно уже заметил, что здесь люди вставали раньше, правда, и работу заканчивали тоже раньше. Он выругал себя за то, что мысли отвлекаются на маловажные дела.
Кто-то гибнет. Потому что довел до чьей-то смерти.
Кто-то теряет голос, потому что унижал другого.
Кто-то теряет ладони, потому что бил.
Все ясно.
Кто-то теряет слух, потому что?
Прокурор отвернулся от окна, начал ходить по кабинету, сделал несколько кругов вокруг стола, уселся, нервно поправил вытащенные из папок протоколы, чтобы те лежали ровно.
И вот его осенило.
Он ведь сам говорил об этом по радио. Сам, буквально только что, апеллировал к свидетелям насилия, чтобы те оставались бдительными, чтобы не рассчитывали на то, что проблема рассосется сама собой. Что от их отношения может зависеть, пускай и не счастье, но здоровье и жизнь.
Похоже, владельцы слуховых косточек не отреагировали вовремя. Молоко сбежало, а варминьский инквизитор посчитал, что за это их следует наказать. Наказание жестокое, хотя и не совсем, ведь слух они утратили только в одном ухе.
Шацкий уловил себя на мысли, что если его предположения верны, то он, похоже, мог бы понять мотивы безумного преступника. Ба, какая-то небольшая часть его самого с этими мотивами даже была солидарна. Свидетели насилия, которые стояли и колупались в носах, вместо того, чтобы донести в полицию, что происходит нечто нехорошее, в свете права были совершенно безнаказанными, лежащая на них обязанность донести куда следует была обязанностью моральной, а такие обязанности всем, как правило, до лампочки. Сам Шацкий, естественно, охотно включил бы в кодекс хотя бы штраф за нежелание реагировать, но, раз этих штрафов пока что нет, то да, подобного рода искалечение может показаться экстремальным, но если чья-то пассивность привела к смерти…
Честное слово, в какой-то степени он даже готов был с этим согласиться.
Только вот как найти кого-то, кто был лишен слуха? Поручить кому-нибудь обзвонить все отоларингологические отделения в округе?
— Курва, — сказал он сам себе.
Ну как же я мог этого не заметить, — подумал он. Наверное старею.
Пять утра.
Шацкий согласился с тем, что нуждается в союзнике, даже если этот союзник и не будет посвящен абсолютно во все. А самому провернуть план, который сложился в голове, ему не удастся.
Несколько секунд он еще колебался, крутя в руке телефон. Наконец принял решение и позвонил Яну Павлу Беруту.
Действие романа разворачивается в древнем польском городе Сандомеже, жемчужине архитектуры, не тронутой даже войной, где под развалинами старой крепости обнаружены обескровленный труп и вблизи него — нож для кошерного убоя скота. Как легенды прошлого и непростая история послевоенных польско-еврейских отношений связаны с этим убийством? Есть ли в этих легендах доля правды? В этом предстоит разобраться герою книги прокурору Теодору Щацкому.За серию романов с этим героем Зигмунт Милошевский (р. 1976) удостоен премии «Большого калибра», учрежденной Сообществом любителей детективов и Польским институтом книги.
Наутро после групповой психотерапии одного из ее участников находят мертвым. Кто-то убил его, вонзив жертве шампур в глаз. Дело поручают прокурору Теодору Шацкому. Профессионал на хорошем счету, он уже давно устал от бесконечной бюрократической волокиты и однообразной жизни, но это дело напрямую столкнет его со злом, что таится в человеческой душе, и с пугающей силой некоторых психотерапевтических методов. Просматривая странные и порой шокирующие записи проведенных сессий, Шацкий приходит к выводу, что это убийство связано с преступлением, совершенным много лет назад, но вскоре в дело вмешиваются новые игроки, количество жертв только растет, а сам Шацкий понимает, что некоторые тайны лучше не раскрывать ради своей собственной безопасности.
Дело об убийстве в ходе психотерапевтической сессии связывается с преступлением, совершенным службами безопасности Польши почти два десятка лет назад. Книга погружена в реалии современной польской действительности. Возможно, книга будет любопытна тем, кто интересуется «терапией расстановок».
Подозрение в убийстве еврейского священника на заднем дворе синагоги падает на ярого местного антисемита, который не раз угрожал ребе. Но после убийства главного подозреваемого установление истинных мотивов и личности преступника становятся делом случая.
Забавная детская игрушка на месте убийства. Выведет ли она на след убийцы? Прочитайте и узнаете.
Два убийства, схожих до мелочей. Одно совершено в Москве в 2005 году, другое — в Санкт-Петербурге в 1879-ом. Первое окружено ореолом мистики, о втором есть два взаимоисключающих письменных свидетельства: записки начальника петербургской сыскной полиции, легендарного И. Д. Путилина и повесть «Заговор литераторов» известного историка и богослова. Расследование требует погружения, с одной стороны, в тайны мистических учений, а с другой, в не менее захватывающие династические тайны Российской империи. Сможет ли разобраться во всем этом оперуполномоченный МУРа майор Северин? Сможет ли он переиграть своих противников — всемогущего олигарха и знаменитого мага, ясновидца и воскресителя? Так ли уж похожи эти два убийства? И что такое — древо жизни?
Карьера нью-йоркского детектива Саймона Зиля и его бывшего напарника капитана Деклана Малвани пошла в абсолютно разных направлениях после трагической гибели невесты Зиля во время крушения парохода «Генерал Слокам» в 1904 году.Хотя обоих мужчин ждало большое будущее, но Зиль переехал в Добсон — маленький городок к северу от Нью-Йорка — чтобы забыть о трагедии, а Малвани закопал себя ещё глубже — согласился возглавить участок в самом бандитском районе города.В распоряжении Малвани находится множество детективов и неограниченные ресурсы, но когда происходит очередное преступление при загадочных обстоятельствах, Деклан начинает искать того, кому может полностью доверять.На сцене Бродвея найдена хористка, одетая в наряд ведущей примы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Игорь Соколовский понял, что обычные законы ему не помогут. Его враг силен и коварен. И он переступает через законы общества, законы морали. И что остается простому оперу Соколовскому, который потерял, кажется, уже все. У него остались только память и любовь. А еще друзья. И с этим оружием он решил идти до конца, чтобы разрубить запутанный узел лжи и предательства. Но как не разорваться на части между двумя женщинами, как бороться со страхом потерять любимую, как защитить близких ему людей и выжить самому? А ведь это так трудно, когда ты сам уже умирал, когда смотрел в глаза мертвым и знал, что они тоже лгут тебе.