Ярость - [114]

— Вика, через мгновение мне станет стыдно за тебя.

— Ой, мама, я же ничего плохого не говорю. Я только хочу сказать, что вы не выглядели государственным чиновником. Кем-то большим… Кем-то таким, находящимся на стороне добра.

— Думаю, вам следует поговорить с моим асессором, — обратился прокурор Шацкий к Вике; Сендровская заметила, что ее дочери льстит эта взрослая беседа, когда к ней обращаются на «вы». Он недавно закончил краковскую школу, и, чего уж там, вам понравится. Он даже более супергероический, чем я. Вечно в костюме, всегда натянутый, всегда в роли. Иногда у меня складывается впечатление, что вместо совести у него уголовно-процессуальный кодекс. Его не интересуют мотивации, смягчающие обстоятельства, личные связи или травматические переживания из детства. Он не успокоится, если кто-то рядом нарушил закон.

— Звучит несколько прохладно, — вмешалась девушка.

— Мне кажется, что холод помогает справедливости, — заметил Шацкий. — Эмоции затемняют дело, они не позволяют объективно оценить ситуацию.

— А вы работаете парами, как полицейские? — заинтересовалась Виктория.

— Официально — нет, но мы сидим в одной конторе, помогаем друг другу. К примеру, с Эдмундом Фальком, так зовут моего асессора, мы сотрудничаем очень плотно. Обо всем друг другу рассказываем, и иногда у меня складывается впечатление, что он не только знает точно, над чем я работаю, но и всегда знает, где я нахожусь, и он знает все мои мысли. — Прокурор засмеялся, словно стыдился близости со своим коллегой. — Иногда я ловлю себя на том, что отношусь к нему не как к асессору или приятелю, но словно к младшему брату. А у вас, пани Виктория, брат или сестра есть?

Та застыла на месте. В доме никогда об этом не говорили. Эти слова настолько сильно застали ее врасплох, что она не знала, как поменять тему, быстро отставила чашку на блюдце, разлив кофе-латте, сильно разведенный молоком. Пустота, полнейшая пустота в голове, а ведь ей необходимо что-то сказать, тишина делалась все более заметной.

— А над чем вы работаете сейчас? — спросила в конце концов Виктория.

— Над делом похищения.

— О, это интересно. Трудное дело?

— Похищения всегда сложны. Нам не известно, ведем ли мы дело еще о похищении или уже убийства.

— Такая неопределенность может быть ужасной. У вас нет никакого влияния на то, что сделают похитители. Наверняка вы представляете, что где-то там похищенный человек находится во власти неизвестно кого. Тем более, если похищенный человек — это женщина, в игру входят самые мрачные сценарии. А еще, осознание того, что одно неосторожное движение с вашей стороны может все изменить.

Прокурор Теодор Шацкий задумчиво покачал головой, со всей серьезностью он был вовлечен в эту теоретическую беседу. Агнешка Зюлко-Сендровская была горда тем, что ее дочка, которая совсем недавно получила удостоверение личности, умеет так зрело вести разговор с опытным юристом. Может быть, и вправду, право — ее будущее? Даже если и так, она предпочла бы должность советника или нотариат, ведь сколько говорят о насилии в отношении к женщинам прокурорам. Нападения, обливания едкими веществами — ей даже не хотелось о подобном думать.

— Пани права. Наша цель, более чем для полиции в данном случае, является обнаружение и освобождение похищенного. Но если зло уже свершилось, тогда мы будем стремиться к тому, чтобы со всей силой применить справедливость.

— И удается?

— Практически всегда. Преступники нас неверно оценивают. Они смотрят слишком много кинофильмов, и они думают, что очень легко кого-нибудь шантажировать, оказать давление. А потом исчезнуть, раствориться в тумане. Что достаточно иметь немного хитрости и здравого смысла. Тем временем, мы не прощаем. В особенности, в случаях похищений. Ищем до получения результата. И находим. Тем более эффективно, чем более важным для нас является дело.

— Месть?

— В величии закона.

— А вас никогда не искушало действовать вне рамок закона?

Мать решила отреагировать.

— Виктория! Дитя мое! Да, напоминаю, что сегодня ты хотела выйти к Луизе!

Девушка испуганно дернулась, она мотнула головой так резко, что ее конский хвост чудом не хлестнул гостя по лицу.

— Мама, мы же не в суде. Просто разговариваем под сладкое.

— Дитя мое дорогое… — она на мгновение повернулась к Шацкому, — Прошу прощения, это на момент… — и вновь обратилась к дочери. — Пан прокурор у нас впервые, и, из того, что мне известно, его работа не заключается в действиях за рамками закона, совсем наоборот. Так что, если бы ты могла бы…

— Так что, если бы ты не одергивала меня при госте, я была бы тебе весьма благодарна, — гордо выпрямилась та.

Пани Агнешка закусила губу, но ничего не сказала. Она стыдилась того, что именно сейчас подумала о том, что гены не обманешь. Что она сама никогда бы не поступила так в отношении собственной матери. Никогда. Что, к сожалению, случаются моменты, когда гены Виктории и первые годы ее воспитания, прежде чем она к ним попала, отзываются.

— Не ссорьтесь, пожалуйста, дорогие мои дамы, — попытался смягчить ситуацию прокурор. — Я не верю в слишком сложные или неподходящие вопросы. Самое большее, не отвечу, но если в чем-то могу обратить внимание, то прошу вас прекратить сражение с любопытством этой юной женщины. Любопытство и жажда познания истины — это две ноги хорошего следователя. Без них он далеко не зайдет.