Ярослав Мудрый. В стародавние годы - [31]

Но к приходу Святополка их уже не было в Киеве. Григорий отправился на родину, уговорив Усмошвеца, Семена и Николая ехать с ним, чтобы присоединиться к Ярославу и идти с ним на Святополка.

Киевляне, узнав от Григория и его товарищей о гибели Ярославовой рати, что затем подтвердил и Якша, были охвачены горем и скорбью, но находились малодушные, которые упрекали Ярослава за то, что он пошел походом на Святополка.

— Сидел бы в Киеве, а теперь сколько народу погубил!

Более благоразумные возражали на это:

— Не Ярослав начал, а Святополк, который пошел на пределы русские с тестем своим Болеславом и с латинскими попами.

Не было семьи, в которой не горевали бы. Из одной семьи пошел в поход отец, из другой сыновья, из некоторых даже вместе отец с сыновьями.

Якша разъезжал по городу со своими и старался расположить людей к Святополку.

— Разве не одарил вас щедро Святополк, — говорил он, — когда после смерти Владимира вступил на великокняжеский стол? И потом он не обижал вас. К чему вы слушались приспешников и слуг Ярослава? И чего плачете? Будто у Святополка сердце недоброе. Вы говорите, что он убил своих братьев Бориса и Глеба. Не он убивал их, а его люди, не всегда делавшие то, что он хотел, да и дело это княжеское, семейное, а вас он не трогал. Повторяю: убито немного, а взятым в полон он зла не сделает. Конечно, если кто не захочет слушаться его, того он накажет: на то он великий князь, но почему же идти против него? Не бойтесь и Болеслава. Не как вор идет оп в Киев, а как тесть великого князя, помогший ему вернуть великокняжеский стол, отнятый у него младшим братом.

Когда так говорил Якша, обращаясь к толпе, собравшейся вокруг него, из толпы не раз слышались возражения:

— Владимир не хотел оставлять великокняжеского стола Святополку, ибо сильно пристрастен он к питию, из-за которого все забывает, и поддался жене своей и латинским попам.

— И все это неправда, — отвечал Якша. — Оклеветали доброго и хлебосольного князя и перед его отцом, и перед людьми! Я ли не знаю великого князя? Сердце доброе, и ум свой есть, что ж ему поддаваться жене и латинским попам!

Говорили также Якше, что Святополк, сев в Киеве на великокняжеский стол, обижал людей, позволял своевольничать ляхам и латинским попам.

Якша отвечал на это:

— Вижу, что вороги великого князя восстановляют вас против него, но у великого князя теперь сила большая, и покаются эти вороги в грехах своих, да будет поздно! Знаю, откуда идет все, знаю. Сам я не ваш, что ли, не киевлянин разве?

Одним из первых шагов Якши в Киеве было свидание с Анастасом. Он убеждал Анастаса выйти торжественно навстречу Святополку и Болеславу и передал письмо от патера Фридриха. Фридрих посылал Анастасу привет от папы римского и писал, что Святополк с Болеславом идут на Киев с большой силой, что теперь княжение Святополка в Киеве будет прочно обеспечено. «И в этом счастье, — писал он. — Несмотря на возникающие несогласия между латинянами и греками, папа уверен, что все закончится миром и что для этого мира необходимо, чтобы Русь и Польша слились, и потому благословил поход Болеслава».

Тринадцатого августа Болеслав со Святополком со своими дружинами и воинами подошли к Киеву. Многие хотели обороняться, заперли городские ворота и взошли на валы. Болеслав и Святополк осадили город, но киевляне скоро увидели свою беспомощность и на следующий день сдали город. Анастас торжественно встретил Болеслава и Святополка у Золотых ворот, по которым Болеслав ударил изо всей силы своим мечом. Меч звякнул и выщербился. Этим ударом Болеслав хотел показать, что он покорил Русь мечом.

— К чему ты ударил? — спросил его Святополк.

— От радости, — отвечал он, — от радости, что возвращаю тебе великокняжеский стол[17].

Проехав прямо на великокняжеский двор, Болеслав и Святополк поручили Якше и Калине разместить в разных частях города воинов. Наиболее надежным и верным из них было приказано следить за жителями. Вместе с тем Якше было приказано собрать сейчас же киевлян к великокняжескому двору.

Когда люди собрались, Святополк сказал им, что очень жалеет о павших в битве киевлянах и что он воевал со своим братом, а не с киевлянами, которых очень любит.

— И в доказательство тому, что я люблю вас, я не наказал никого из воинов Ярослава, — говорил Святополк, — хотя имею право на это. Моя рука не коснулась даже тех, которые упорно бились против меня и моего тестя. Тесть мой, сражавшийся со мной и за меня, имел право взять в плен и отправить в Польшу ваших отцов, сыновей и братьев, но я упросил его отпустить всех, и они идут за нами. Я знаю, что вас настроили против меня, но теперь вы имеете случай убедиться, что я расположен к вам. На завтрашний же день я велел приготовить пир. Для бедных и для богатых одинаково будут открыты ворота княжеского двора.

В речи Святополка была неправда. Многим из бывших в рати Ярослава не суждено было вернуться в Киев. Святополк уверял, что он никого не наказал и что он упросил Болеслава не отправлять в Польшу в плен дружинников и воинов Ярослава, а на деле одних он казнил, других замучил пытками, третьи были отправлены Болеславом в Польшу. Было немало и убитых, так что в Киев могли вернуться менее половины из воинов Ярослава и очень немногие из его дружинников. Святополк еще раньше, зная, что дня через два-три киевлянам станет известно обо всем этом, ибо к тому времени вернется. в Киев часть дружинников и воинов Ярослава, поступил хитро. Выступая из-под Берестья с Болеславом и с частью Болеславовой дружины, Святополк оставил несколько воинов и дружинников под Берестьем, приказав им выступить оттуда не раньше как дней через пять и в эти пять дней никого из дружинников и воинов Ярослава не пускать в Киев. Но несколько человек, несмотря на запрет и охрану, тайком ушли оттуда. Впрочем, ни одному из них не удалось достичь Киева не только раньше или одновременно с Болеславом и Святополком, но даже и на следующий день по их прибытии, потому что Болеслав и Святополк с частью своих дружинников и воинов очень быстро двинулись к Киеву по прямой дороге, а беглецам приходилось пробираться окольными путями, чтобы не попасться на глаза людям Святополка и Болеслава.