Ярослав Гашек - [45]

Шрифт
Интервал

С едким сарказмом писатель высмеивает безнадежные стремления властей подавить коммунистическое движение репрессиями и их попытки сделать коммунистов «ручными», как это удалось с социал-демократами, — выхолостить революционное содержание из агитационно-пропагандистской деятельности коммунистов: «Мы не хотим избаловать коммунистов своей любовью, не потакаем любому их желанию, не приучаем к лакомству и сибаритству, своеволию и нeпocлyшaнию, но добросовестно взвешиваем и свою строгость... Если мы что-нибудь запрещаем — значит, это необходимо. Если наше правительство и наказывает, то избегает наказаний телесных и т. д.»[58].

«... Даем краткое содержание тезисов:

Первое мая — первый день месяца мая. Май — первый месяц живейшего высаживания цветов и, главное, месяц весеннего досева... В таком смысле должны быть произнесены речи всех ораторов, и мы убеждены, что и массы расходились бы вполне удовлетворенные в сознании, что в мае сажают кочанный салат, брюкву, цветную капусту, горох, морковь, редиску, летнюю редьку и т. д. ...».

В «Заметках», наряду с насмешками по поводу различных гримас буржуазной Чехословакии, сатирик с радостью констатирует рост популярности левых социал-демократов и падение популярности правых на основании соотношения количества участников первомайской демонстрации в колоннах «левицы» и правых, издевается над неуклюжими потугами реакционной печати исказить это соотношение в пользу соглашателей.

В других фельетонах сатирик высмеивает: претензии чехословацкого правительства во внешних отношениях с другими государствами играть роль великой державы, не считаясь с непомерными расходами на представительство («Семь раз по сто тысяч послов, посланников и консулов»), осуждает одиозную фигуру ксендза Шрамека в роли министра железных дорог.

Самую низкопробную антисоветскую ложь сатирик заклеймил в своих наиострейших фельетонах «Идиллия винного погребка», «Кронштадт», «Генуэзская конференция и «Народни листы». В «Кронштадте» он осмеивает, наряду с другими архиглупостями буржуазной печати, и вымыслы чешской журналистки Ольги Фастровой.

Помимо внутренних чехословацких политических событий, а также международных событий, непосредственно касавшихся Чехословакии, писатель обращается к сатирическому изображению иностранных политических фигур и событий мирового масштаба. Таковы его фельетоны «Папа убежал из Ватикана», «Из путевого дневника маршала Пилсудского» и «Роковое заседание конференции по разоружению». Первый фельетон содержит злободневные выпады против папы и пражского нунция, во втором дан беглый портрет чванливого маршала, который в начале первой мировой войны служил австрийцам, а затем переметнулся на сторону Антанты. Сатирик вспоминает о том, как резво бежал маршал от Красной Армии.

Особенно остроумен фельетон, написанный как отклик на Вашингтонскую конференцию (12 ноября 1921 —6 февраля 1922 года), которая собралась, чтобы положить начало разоружению, в действительности же лишь способствовала гонке вооружений. Сатирик чрезвычайно искусно выявляет комическую противоречивость деклараций и результатов конференции, используя подлинные ее документы. Обыгрывая установленную на конференции пропорцию тоннажа военно-морских флотов крупнейших империалистических государств, он рассказывает, что был принят принцип: «Для предотвращения войны необходимо установить равновесие вооруженных сил в пропорции 1:1:1». И на основании этого Боливии предлагается увеличить численность своей армии в 10 тысяч раз, чтобы уравнять ее с армиями Чили и Перу. Для усиления комизма изображаемой ситуации вводится выступление делегата Боливии, заявляющего, что количество солдат, которое рекомендуется держать под ружьем в его стране, превышает общую численность ее населения. При всей исторической локальности и гротескности его содержания рассказ звучит актуально. Показательна для рассказов и фельетонов этого периода острота и определенность сатиры. Писатель стал резче и точнее в своих оценках и характеристиках. Сохраняя в общем присущую ему графичность, его стиль стал сочнее в самой графике.

В «Протоколе второго съезда партии умеренного прогресса» Гашек возрождает политическую буффонаду. Здесь снова насмешка, но теперь не над мелкотравчатостью чешских политических партий, а над бессильной злобой реакции, взбешенной существованием в мире социалистического государства:

«Мир сегодня разделен на два лагеря. На одной стороне стоят большевики, на другой д-р Крамарж. Весной он начнет на них выступать во главе редакции «Народных листов» и вместе с инспектором армии Махаром будет бомбардировать Москву из Марианской гаубицы» (т.е. «Народных листов». — Н. Е.)[59].

По свидетельству современника, Гашек действительно собрал II съезд своей забавной партии и на нем провозгласил самороспуск ее, так как чешская социал-демократия целиком приняла программу партии умеренного прогресса и «в желательной осторожной форме выступает за постепенное, необременительное для властей, церкви и богатых людей урегулирование экономических отношений»[60].

Рисуя колоритный портрет деревенского богатея, писатель дает своему рассказу о нем совершенно недвусмысленное название «Буржуй Рамзелик». Впрочем, уже в первых фразах рассказа сатирик намекает, откуда у него появилась такая социальная зоркость: «Я познакомился с господином Рамзеликом не в большевистской России. Господин Рамзелик вообще и не знал, что я был , в России. Он не догадывался, что я бывший советский комиссар...».


Рекомендуем почитать
Графомания, как она есть. Рабочая тетрадь

«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.


Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


5 способов стать писателем. От создателя писательского марафона #МишнНонФикшн

В книге легко и с изрядной долей юмора рассматриваются пять способов стать писателем, которые в тот или иной момент пробует начинающий автор, плюсы и минусы каждого пути, а также читатель сможет для себя прояснить, какие из этих способов наиболее эффективны.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.