Яркие огни, большой город - [44]

— Извините,— говорит девица.— Вы, случайно, не знаете, где бы нам достать немного коки?

— Откуда же мне знать.

— Я знаю,— говорит она.— То есть, мы знаем, где подкуриться, но у нас не хватает бабок. Может, присоединишься к нам? У нас еще и «колеса»⁶² есть.

Убеждаешь себя, что еще не совсем дошел до ручки. Нужно же себя уважать.

Просыпаешься от голоса Элмера Фадда⁶³: «Убейте клолика!. Убейте клолика!» Ты сам чувствуешь себя жертвой убийства. Потом замечаешь, что на тебя смотрит девица с волосами под седину и припухшими глазами. Интересно, ты случаем не пытался ее изнасиловать?

— Что произошло?

— Ничего,— говорит она.— Обычная история. Обычная моя история. Встретила тебя в баре, а потом притащила домой, чтобы ты хоть проспался.

Ну, слава Богу, ничего страшного. И голова уже не так болит. Ты в чужой постели. В другом конце комнаты телевизор показывает мультик. Обнаруживаешь, что ты не вполне одет.

— Хорошо, хоть ты не блевал,— говорит она.

— Надейся, надейся! Может, еще раз так повезет.

— Ты о чем это?

— Где я?

— У меня на квартире, где ж еще?

— А где это?

— В Куинсе.

— Шутишь, что ли?

— Чего шутить-то? — Ее лицо смягчается, и она гладит тебя по лбу.— Хочешь еще попробовать?

— Который час? — спрашиваешь ты.— Я опоздал на работу.

— Не дергайся. Сегодня суббота.

— Я по субботам работаю.— Ты садишься на кровати и извлекаешь ее руку из твоих волос. Чувствуешь себя опустошенным. На экране Хитрый Койот устраивает какую-то невероятную ловушку, чтобы поймать Братца Кролика. На стенах — плакаты с фотографиями рок-групп на огненно-красном фоне и котят в размытом фокусе.

Из соседней комнаты раздаются какие-то звуки.

— Кто это?—спрашиваешь ты, указывая на дверь.

Девица ставит пластинку на вертушку.

— Родители,— говорит она.

В два часа возвращаешься в Манхэттен. Чувствуешь себя так, словно прошел тысячи миль, преодолел горы и океаны. Ее родители смотрели телевизор, когда ты, набравшись храбрости, улизнул из спальни. Они даже глаз не подняли.

Никогда прежде ты не был так рад оказаться дома. Лезешь в холодильник посмотреть, нет ли чего попить. Молоко скисло. Потом ложишься подремать на диване, и тут раздается звонок.

Нажимаешь кнопку домофона «слушайте», и неизвестный голос произносит: «Единая служба посылок». Вероятно, какая-нибудь добрая душа послала тебе по почте свое преисполненное нежности сердце. Голос звучит словно сквозь многослойную марлевую повязку. И куда подевался этот чертов швейцар? Разве ЕСП доставляет посылки по субботам? А, не все ли равно? Жмешь на кнопку «дверь» и опять заваливаешься на диван. Раздается звонок, ты идешь и заглядываешь в глазок. В коридоре стоит Майкл. От того, что ты глядишь на него в глазок, он кажется маленьким, но отнюдь не менее грозным. Не удрать ли по пожарной лестнице? Он делает шаг вперед и барабанит в дверь. Глазок, выпуклый, как рыбий глаз, превращает его кулак в чудовищную гирю. Может, если не шевелиться, он уйдет. Он барабанит снова.

Ты открываешь, Майкл, кажется, заполнил собой весь дверной проем.

— Майкл,— говоришь ты.

Ты смотришь ему в глаза. Они неумолимы, затем переводишь взгляд на его ноги, на них — настоящие рабочие ботинки, которые обычно городские жители не носят.

Оставив дверь открытой, возвращаешься в гостиную. Майкл почему-то медлит. Наконец, он входит, громко хлопнув дверью. Ты вытягиваешься на диване.

— Садись,—говоришь ты.

Он продолжает стоять перед тобой. Это же нечестно, думаешь ты, ведь так получается, что он выше.

— Что это, черт возьми, с тобой творится? — говорит он.

Брат вырастает с каждой минутой.

Ты пожимаешь плечами.

— Я пытаюсь поймать тебя целую неделю. И на работу звонил, и сюда.

— Ты когда приехал? — спрашиваешь ты.

— Я как идиот примчался на вонючем автобусе в город и жду тебя у входа. А ты увидел меня и сразу дал деру.

— Я, наверное, тебя не узнал.

— Ну что ты чушь-то несешь? Я звонил тебе на работу больше сотни раз, просил со мной связаться. А вчера прихожу к тебе в редакцию, и мне говорят, что ты со среды уже уволен. Что за х..ня?

Он стоит, сжав кулаки. Можно подумать, что это ты его лишил работы.

— Так зачем ты хотел меня видеть?

— Я не хотел тебя видеть. Я бы с удовольствием оставил тебя здесь тонуть в коке или черт знает в чем. Но папа волнуется за тебя, а я волнуюсь за папу.

— Как папа?

— А тебе не все равно?

Ты всегда думал, что из Майкла вышел бы замечательный прокурор. Он всегда знает, кто виноват, и у него потрясающий нюх на косвенные доказательства. Будучи на год моложе тебя, он узурпировал роль старшего. И все твои закидоны и нарушения гражданской добродетели он воспринимает как личное оскорбление.

— Папа по делам в Калифорнии. По крайней мере был там вчера вечером. Он просил меня позвонить и уговорить тебя приехать домой на выходные. А поскольку ты никогда не подходишь к телефону и сам никогда не звонишь, я и примчался. Хочешь не хочешь, но ты едешь со мной,

— Хорошо.

— Где ты держишь «хили»?

— Тут вот какое дело. Один приятель его разбил.

— Ты что, позволил кому-то разбить свою машину?

— Честно говоря, я просил его сделать на ней только пару вмятин, но он, как всегда, переборщил.

Он качает головой и вздыхает. Ничего другого он от тебя и не ожидал. Наконец он садится (что уже — добрый знак) и обводит взглядом квартиру. Раньше он у тебя никогда не был. При виде царящего в ней беспорядка он качает головой. Затем переводит взгляд на тебя.