Ярем Господень - [99]
Яков негодовал: обнажил Зворыкин всех! Ну, и тебе воздаем.
— Ево бы сюда, на дыбу! Он сознался бы, что в тайном сговоре тут, в Петербурге, замешан. Метили преж Елизавету Петровну возвести на престол!
Генерал, с умыслом, закричал:
— Ты, Яшка, ври да не завирайся!
И опять Самгин, в своем поднявшемся зле, не догадался о подвохе.
— Не завираюсь! Называл Белова, Петра Чистова из купцов, что постоянно с иноземцами якшается. Да и Вейц Гришке много чево обещал. Прельщал дурачка высоким местом, чуть ли не царевна ему уж приготовлена. А жил он, Гришка, тут в доме графа Сантия.
Генерал махнул рукой.
— Итальянец давно обретается в Сибири не своею волею.[68] Ты был духовником бывшего кабинет-министра Макарова…
Яков понял: мало ему, Ушакову, монахов — он еще и славного служаку Петра решился пристегнуть к делу — какой узел вяжет…
— Побойся Бога, Ушаков! Тайну исповеди не предам! Не причастен господин Макаров ни к Родышевскому, ни к нам, монахам — нужды ему нет… Да и стар, немощен. У царя Петра он в великой чести был, а теперь захотел ты приплести ево… Давно ли ты, генерал, пред Макаровым выю свою гнул…
— Он еще и с обличением — како-ов поганец! — заревел Андрей Иванович и осекся. — Переведу на другое: монах Пахомий из Саровской сказывал, что ты в отстутствие Иоанна не служил царских молебнов и панихид, упирал на то, что это не дело пустынников. Тот же Пахомий указал тебе на сии упущения, а ты на нево с наскоком… Еще напомню: новгородского епископа Феофана ты с чужих слов ересеводителем называл…
Самгин встрепенулся, персты над собой воздел.
— Не побоюсь — так! Маркел Родышевский сему свидетель! На православной кафедре протестант нутром!
— Будет, эка ты взыграл! — попробовал пошутить Ушаков. — Ну а про отягощении народа ты распинался, хульное об иноземцах выкладывал, о тех, кто государыне верно служит…[69]
— Карману бездонному, брюху своему ненажорному они служат — нашел ты слуг…
— Ты монаха Сильвестра к крамольным речам толкал. О какой этой заварухе предрекал, а?!
Яков едва не рассмеялся. Пошире покривил спекшиеся губы, показал крепкие зубы.
— А когда, в какие это веки наш мужик жил и радовался?! Генерал вскочил, вскинул кулаки.
— Злобствуешь? Дерзишь нагло! Мало тебя на дыбе держал— погоди, я тебя опять вразумлю — шелковым станешь… На запор ево!
Самгина увели.
Андрей Иванович махнул писцу.
— Поди, оставь!
Оставшись один в каморе, Ушаков подошел к двустворчатой архивной шкапе в углу, открыл дверцу, налил из штофа водки в оловянный стакан и с охотою выпил. Тяжело, мешковато заходил по сырой затхлой комнате. Водка взбудоражила, взбодрила главу российского сыска, но настроя доброго не подняла.
Только и порадовался внезапному озарению: в этом чужом для генерала Петербурге выколачивать признания от сидельцев Тайной легче, чем бывало в Москве. Там, в какое окно ни глянь — храм Божий, кресты на маковках церквей неизменным укором, а то и грозой… А тут, в петровском «парадизе», чаще протестантские шпили и люди, с коими служба вяжет — куклы в седых париках…
Андрей Иванович незаметно для себя опять приблизился к шкапе, но не сразу открыл дверцу — его опять, как уже случалось, захватила навязчивая мысль: куклы-то, куклы… Как же это случилось, как допущено, что кругом указующий перст — перст немецкий?! Паучье племя, лицемеры, плуты последние — прав Яшка Самгин! Да разве Яшка только, разве монахи одни… Вот поди ж ты: сыск, караул, пытки, палач на торговой площади, могильщик — это все русские исполнители. А кого сюда, в «пыточную горницу» волочь, приговоры втихую нашептывать — во имя благоденствия государства российского — это все чужаки, тем же немцам отдано. Вот и разводи руками: те чужаки в стороне, а мы, русаки, всегда в бороне! Эх, ма… Сами своих бесчестим, нещадно топчем, да еще и руки потираем — не так ли, Андрюшка?!
…Ушаков открыл-таки заветную шкапу, налил себе еще стаканчик, степенно выпил. Пора было ехать домой обедать.
Императрица Анна Иоанновна по приезде из Москвы в Петербург в начале 1732 года выбрала себе огромный дом адмирала Федора Матвеевича Апраксина, который был завещан им Петру II близ Кикиных палат на месте будущего Зимнего дворца. Комнаты дома не отличались величиной, роскошью, и потому Анна Иоанновна повелела сломать рядом стоящие Кикины палаты и начать строит Зимний. 27 мая состоялась его закладка по плану обер-архитектора Расстрелли.
Императрица ждала на прием первенствующего в Синоде, архиепископа Новгородского Феофана Прокоповича. Теперь, когда он явился и сидел в приемной, почуствовала, что с недавних пор Прокопович стал несколько раздражать ее.
Анна Иоанновна сидела не за письменным столом, а по-домашнему у окна близ большой клетки с попугаем. В этот день она не намечала выезда и потому одета в простое голубое платье, а голову повязала платком, как повязывают себя женщины из простонародья. У ног императрицы увивалась маленькая левретка с высоко вскинутой спиной и большими умными глазами.
Думалось о Прокоповиче. Еще недавно в Москве дворец наполняли слухи, которые-таки доходили до племянницы Петра от кабинет-секретаря, с которым Анна Иоанновна держала себя запросто — слухи, недобрые. Алчен, изворотлив Феофанушка. Живет явно по дерзкой методе: «губи других, иначе эти другие тебя погубят». Да один ли Прокопович держится сих страшных правил. Тайная канцелярия, слышно, не сидит без дела…
«Арзамас-городок» — книга, написанная на похвалу родному граду, предназначена для домашнего чтения нижегородцев, она послужит и пособием для учителей средних школ, студентов-историков, которые углубленно изучают прошлое своей отчины. Рассказы о старом Арзамасе, надеемся, станут настольной книгой для всех тех, кто любит свой город, кто ищет в прошлом миропонимание и ответы на вопросы сегодняшнего дня, кто созидательным трудом вносит достойный вклад в нынешнюю и будущую жизнь дорогого Отечества.
Редкая музыкальная одаренность, неистовая манера исполнения, когда у него от бешеных ударов по клавишам крошатся ногти и кровоточат пальцы, а публика в ответ пытается перекричать звенящий голос и оглашает концертные залы ревом, воплями, вздохами и яростными аплодисментами, — сделали Элтона Джона идолом современной поп-культуры, любимцем звезд политики и бизнеса и даже другом королевской семьи. Элизабет Розенталь, американская писательница и журналистка, преданная поклонница таланта Элтона Джона, кропотливо и скрупулезно описала историю творческой карьеры и перипетий его судьбы, вложив в эту биографию всю свою любовь к Элтону как неординарному человеку и неподражаемому музыканту.
В этой книге известный философ Михаил Рыклин рассказывает историю своей семьи, для которой Октябрьская революция явилась переломным и во многом определяющим событием. Двоюродный дед автора Николай Чаплин был лидером советской молодежи в 1924–1928 годах, когда переворот в России воспринимался как первый шаг к мировой революции. После краха этих упований Николай с братьями и их товарищи (Лазарь Шацкин, Бесо Ломинадзе, Александр Косарев), как и миллионы соотечественников, стали жертвами Большого террора – сталинских репрессий 1937–1938 годов.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Эту книгу посвящаю моему мужу, который так много помог мне в собирании материала для нее и в его обработке, и моим детям, которые столько раз с любовью переписывали ее. Книга эта много раз в минуты тоски, раздражения, уныния вливала в нас дух бодрости, любви, желания жить и работать, потому что она говорит о тех идеях, о тех людях, о тех местах, с которыми связано все лучшее в нас, все самое нам дорогое. Хочется выразить здесь и глубокую мою благодарность нашим друзьям - друзьям Льва Николаевича - за то, что они помогли мне в этой работе, предоставляя имевшиеся у них материалы, помогли своими воспоминаниями и указаниями.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.
Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.