Ярем Господень - [39]

Шрифт
Интервал

«Вот вам воля, вот вам воля над мужьями,
Вот вам воля, вот вам воля на неделю…»
— «Что за воля, что за воля на неделю?
Все едино, все едино, что неволя…»

— Ай да голубицы! Ишь что умыслили, как вывернули, к самому воеводе подступают. Судьбу-то свою будто на ладошке подали, души чистые. А ты знаешь, мних, где этот украс в городу нашем?

— Да вроде перед воеводским же двором — оглядистое весёлое место… Вот бы послушал наш Иван Карпович…

— Хорошо, как бы известился. Ничево поноснова на воеводу в песне нет, а молодушек в пору и пожалеть.

— Эт-то уж так!

Дошли до женщин, они узнали Масленкова, поднялись на него:

— Это твои кожи в речке — вонишша, дыханье спират!

— Вам, молодицы, и впрямь волю-то давать-думать, — весело отшутился Иван Васильевич. — Мой товарец мокнет вона где — за Софийской, считай, за городом. А чьи тут преют — не ведаю. Но пониже ваших сходней — чево уж так наседать?!

У масленковских кож оказался сторож. Лежал он на шубняке, сладко подрёмывал.

— Тащи-ка, старинушка, одну…

Купец пригляделся, помял в руках склизкую коровятину, подергал остатки шерсти, обернулся к Иоанну.

— Доходит, через день-два вызволим из воды, и к Макарьевской будет готова… дочь попова…

Задождило в начале августа, но потом унялось ненастье, установилось вёдро, и золотом вспыхнули хлебные нивы, красным зарделись рябины на угревных лесных опушках, тяжелели сады от наливных яблок.

Большая Макарьевская дорога в прошлом тянулась от Арзамаса через волостное село Вад, Бутурлино и Княгинино.

Ехали в лёгкой тележке впереди обоза с кожами — за обозом досматривал сын Масленкова с работниками.

Навстречу попадали возы с сушняком, и Иван Васильевич не удержался, рассказал памятное:

— Ртищевской землёй катим.

— Не ведаю…

— Тоже мне! Ртищев — собиный друг Алексея Михайловича, постельничий царя. От села Протопоповки — во-он налево она, и едва ли не до самой городской стены — все эти двенадцать вёрст земелька прежде боярина. Подпёрло горожан — ни росту Арзамасу на север, ни скотину выгнать! Били челом наши деды: уступи угодья, боярин. Начально Фёдор Михайлович цену выставил в больших тысячах, а в казне города пусто. Взмолились арзамасцы, а в ответ: так уж и быть, сыщете сот пять рублей. И тово нет! Так и отдал вотчину Ртищев даром. Теперь и выгонные поляны, покосы и лес у города в наличии. Из лесу бедным посадским дровяной сушняк безденежно…

— Милостивец какой! — порадовался Иоанн.

— Вот такой… Рассказывали в Москве: выкупал Ртищев наших православных у мусульман, устроил большую богадельню в первопрестольной, поставил Спасопреображенский монастырь, при нём открыл училище, а нищих призревал постоянно. Сказывали ещё, что целый обоз хлеба отправил голодающим вологодцам, а пред смертью отпустил на волю всю дворню…

— Вечно поминать надо имя достославного боярина!

— Пока поминаем и детям накажем.

Ехали лесом, плотно обступившим накатанную дорогу. По лицу, по крутым плечам купчины прыгали светлые солнечные пятна.

Иоанн подивился:

— Как сойдёмся, ты мне новину сказываешь. Из тебя, как из тово рога…

Масленков отпустил вожжи, не торопил каракового жеребчика. Поглядел укоризненно.

— А ты как хотел! Раз купец, то и глупец… Любый мой! У вас, прости уж меня, долгогривых, грамота книжная и — славно, но и мы також читать и писать умеем, как же купцу без этова! А кроме тово, я вот поседел в санях и в телеге — где только не бывал, чево только не видал, чево не наслушался. Дорога, новые грады и веси, другие люди — это такое научение… Да во мне всякова знатья — на десятерых! Ивашенька… — Купец ухватил монаха за локоток. — Это чур, не в обиду. Вы — черноризцы, тож всю нашу землю исходили с крестом и словом Божиим…

— Видим во всём сущем мудрость Всевышнева, его любовь, щедроты к человеку и сим укрепляемся.

К Лыскову-селу — вотчине князя Грузинского, подъехали к вечеру, на исходе дня. Жара спадала, и тяжелела пыль на оживлённой дороге.

На лобовине лысой горы остановились: по съезду к Волге плотно стояли груженые телеги, легкие экипажи и даже старомодные большие рыдваны. Паром по широкой реке ползал медленно. Скоро чиркали по застекленевшей глади воды только чёрные скорлупки лодок.

Отсюда, с высоты, широко открывались синеющие в луговом заречье лесовые дали, в лёгкой дрожи сиреневой хмари чётко поднимался светлый профиль каменных стен, угловых башен и церквей Желтоводского мужского монастыря.

Натрясла дорога, но купец оставался неизменно весел, терпеливо пояснял:

— Торжище-то во-о-он там, левее монастыря, вверх по Волге. Ну, ждать нам перевоза долго, пойдём поставим по свече Макарию Желтоводскому, он хранит тут русский торг.

— Где же часовня?

— Да вон там, ближе к воде.

В часовне густо наезжего народу, духота от множества горящих свечей. В золоте большого оклада, в ярком тёплом свете преподобный, с высокой шапкой седых волос и окладистой бородой — Макарий стоял над своим монастырём и, казалось, улыбался из своего левого угла красочной иконы.

Макарьевская ярмонка…

Она и в том XVIII веке уже обросла устойчивыми преданиями и легендами. Была, была для этих преданий подлинная основа. И бедовая также.

Всё вобрала в себя Волга… Издревле она стала широким торговым путём между Востоком и Русью. Впервые по водному пути в 964–969 годах до Каспия проплыли судовые дружины киевского князя Святослава, а в 1120 году — князя Владимира.


Еще от автора Петр Васильевич Еремеев
Арзамас-городок

«Арзамас-городок» — книга, написанная на похвалу родному граду, предназначена для домашнего чтения нижегородцев, она послужит и пособием для учителей средних школ, студентов-историков, которые углубленно изучают прошлое своей отчины. Рассказы о старом Арзамасе, надеемся, станут настольной книгой для всех тех, кто любит свой город, кто ищет в прошлом миропонимание и ответы на вопросы сегодняшнего дня, кто созидательным трудом вносит достойный вклад в нынешнюю и будущую жизнь дорогого Отечества.


Рекомендуем почитать
Рассказ о непокое

Авторские воспоминания об украинской литературной жизни минувших лет.


Модное восхождение. Воспоминания первого стритстайл-фотографа

Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.


Все правители Москвы. 1917–2017

Эта книга о тех, кому выпала судьба быть первыми лицами московской власти в течение ХХ века — такого отчаянного, такого напряженного, такого непростого в мировой истории, в истории России и, конечно, в истории непревзойденной ее столицы — городе Москве. Авторы книги — историки, писатели и журналисты, опираясь на архивные документы, свидетельства современников, материалы из семейных архивов, дневниковые записи, стремятся восстановить в жизнеописаниях своих героев забытые эпизоды их биографий, обновить память об их делах на благо Москвы и москвичам.


Путешествия за невидимым врагом

Книга посвящена неутомимому исследователю природы Е. Н. Павловскому — президенту Географического общества СССР. Он совершил многочисленные экспедиции для изучения географического распространения так называемых природно-очаговых болезней человека, что является одним из важнейших разделов медицинской географии.


Вместе с Джанис

Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.


На берегах утопий. Разговоры о театре

Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.