Ярем Господень - [23]
Иван Васильевич, как бы в забытье, перебирал вожжи, хмурился.
— У царей размахи широки. Кабы эти потехи Петровы до нашева купецкова кармана не дотянулись. А как разойдется, распотешится царь не на шутку… Не слыхал, в Москве велик ли спрос на кожу?
— В Китай-городе кожевенный товар только давай. Теперь у нас солдаты вместо стрельцов — большают цены на ходовое.
— Это — ладно! Ну, покатим дале?
Дорога стала подниматься по скату Ивановских бугров. Налево открылись убогие домишки Бутырок, а справа, за обширной луговиной, по темной осоке угадывалась Теша. На бровке бугров, опять же на правой руке — лениво махали крыльями семь или восемь ветряных мельниц.
Купец недолго толковал с сыном, велел работнику при мельнице положить в тележку мешок муки.
— Уж коли ты тут впервой — пройдемся малость — о бывалошном скажу. Вон там, за рощей березовой — село Ивановское, вотчина нашева Спасскова монастыря. Мужики село в память о Грозном назвали…
Медленно прошли на самый мыс бугров, что обрезался с крутым спадом к реке. Отсюда, с высоты, хорошо просматривалась Теша, слева за нею Выездная слобода, а далее мягко синела Высокая гора, левее ее чуть-чуть угадывалось Красное…
Тут, на сухом голом мысу, на ямистом скате к городу, Масленков и обратил внимание своего приятеля:
— Видишь, какая тут красная глина?
— И что?
— Конешно, выдумки нам, ребятне, говорили… Оттово она красная, что тут много разинцев в недавнем семидесятом казнили. Много, много пролилось мужицкой кровушки… Я уж женатым ходил. В октябре-ноябре — осень долго сухой стояла. Страшно было смотреть: сажали на колья, вешали буйны головушки, рубили — дымилась от крови земля…
Они вернулись к мельнице тихие, молча. Иоанн едва и верил, что окрест Арзамаса полегло едва ли не десять-одиннадцать тысяч разинцев. И вымолвить страшно…
Каурый застоялся, Иван Васильевич сильно хлестнул его вожжой, конек мелко задрожал чуткой кожей и от обиды пустился крупной рысью по накатанной дороге вниз к городу.
— Ходи-и, голуба-а… — любовался своим любимцем Масленков, радостными глазами поглядывая на Иоанна. — Как идет?
— Борзо-о-о!
Дома в верхнем покое хозяина стол уже уставили холодными закусками, на скатерти стояли две бутылки с цветными плодовыми водками. День был не мясопустный, и после комнатная девка внесла в ставце бараний бок с кашей.
От медного рукомоя сразу перешли к столу.
— Давай, батюшка! — весело шумел купчина. — Чару пити — здраву быти.
В меру выпили и закусили, во время сказали друг другу всякие приятности.
Иван Васильевич жалковал:
— Родителя твоего, Федора Степановича, нет за столом — давно с ним не сиживал. Передай просьбицу: пусть не забывает, заглядывает. Нет уж нет, рано тебе восвояси. Погоди, я тебя сейчас мирским словом окачу, — плутовато сверкнул своими черными глазами Масленков и хитро вскинул левую бровь. — Увеселись на минутку.
— Твои байки ведомы — зубоскальство площадное!
— Опять укоризна. А хоша бы и так! Отчево не посмеяться над слабостями человечьими. Вот послушай-ка о барской спеси. Я тут одному дворянчику служилому рассказал, так он губы надул, как тот Федул…
— Ну-ну, а то сидят-сидят, да и ходят…
Купец хохотнул.
— От меня скоро не уходят! Ладно… Шествует одинова разу некий господин-сковородин по скорбному месту со слугой и видит несколько черепьев у ветхих могил. Родительские-то места у нас возле церквей — теснота на погостах, нет-нет, да и разрываются древние могилы. Дворянчик молодой скудоумен, научает деревенсково своево служку: «Гляди, Федорка, чем разнятся эти черепа: эти вот дворянские — кость бела, а черные — мужичьи». Отмолчался слуга. Вдругорядь в Семик случилось им быть возле убогих домов — увидели они белых черепов куда более, нежели черных. Федорка тут и приступил с расспросами: ваше благородие, у Божьих домиков хоронях тех, кто не своей смертью жизнь кончал — бездомных, кто руки на себя наложил, утопших… Так что, это все дворянские головы, белая кость?! Отмолчался барин, только зубами скрипнул. Глянул на слугу, а тот стоит и ржет в кулак… И подзатыльник ему дать рука не поднимается… Вот такая молвка!
— Притча мудрость показует…
— А ты, поп, слушать не хотел! — ухмылялся Иван Васильевич. Прощались. Чуть не силком Масленков заставил принять кошелек с деньгами. Говорил тепло:
— Я ведь не простец, не сорю деньгой. Просто доволю душеньку добрым делом. Ты сказывал, что рядом с пустынью село Кременки — сгодится на прокорм моя дача. А мука в тележке — это родителю с поклоном от меня. Пусть Агафьюшка ублажает Федора Степановича блинками да оладушками. Я наказал работнику — заедет сейчас с тобою в Спасский, заберешь, как говорил, тово бельца и покатите до Красного.
Масленков открыл створку окна, оглядел широкий двор, крикнул:
— Григорий, к выезду!
И к Иоанну:
— Ты теперь у нас поп глазами не хлоп… Иногда и на лошадке прокатиться не грех. Ну, не постави, Господи, рабу твоему Иоанну во грех чарку водочки! Будь здоров, друже!
Так забилось сердце, так возрадовался, когда опять увидел на Старом Городище высоко вознесенный крест. «Он-то меня и звал сюда», — догадливо уверял себя Иоанн.
Скоро поправили осевший шалаш и начали валить сосны — прошлогодней заготовки на сруб, как прикинули, оказалось маловато.
«Арзамас-городок» — книга, написанная на похвалу родному граду, предназначена для домашнего чтения нижегородцев, она послужит и пособием для учителей средних школ, студентов-историков, которые углубленно изучают прошлое своей отчины. Рассказы о старом Арзамасе, надеемся, станут настольной книгой для всех тех, кто любит свой город, кто ищет в прошлом миропонимание и ответы на вопросы сегодняшнего дня, кто созидательным трудом вносит достойный вклад в нынешнюю и будущую жизнь дорогого Отечества.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.
Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.