Япония: язык и культура - [31]

Каждый японец в течение всей жизни входит во множество групп, начиная от семьи и кончая государством. Разумеется, это относится не только к японцам, но к любым людям в современном обществе. Однако в Японии групповые отношения особо строги, в том числе и в языке. И в языке они проявляются трояко: в использовании тех или иных средств языка, в стратегиях общения со «своими» и с «чужими» и в использовании специальных «языков для своих» и «языков для чужих».

Как мы уже указывали, систематическое описание строя японского языка не входит в наши задачи. Однако надо указать на ряд случаев, когда отношения «свой – чужой» отражаются в лексическом значении слов и даже в японской грамматике. Нередко противопоставляются множество людей, куда входит говорящий, и множество людей, куда он не входит (предельным случаем «мы» может оказаться и очень часто оказывается «я»). Данное разграничение иногда как бы компенсирует (конечно, с европейской точки зрения) отсутствие в японском языке грамматической категории лица.

Во второй главе приводился пример с раздачей котят. Там употреблен глагол sashiageru 'давать', он обозначает это действие, прежде всего, в том случае, когда что-то передается от множества людей, в которое входит говорящий, к множеству людей, в которое он не входит (мы формулируем пока что это значение не совсем точно, ниже мы его уточним); имеется также и значение этикетной вежливости к лицам второго множества. В зависимости от контекста этот глагол может значить: я даю Вам, я даю вам, я даю ему, я даю ей, я даю им, мы даем Вам, мы даем вам, мы даем ему, мы даем ей, мы даем им (скажем, котят) (варианты я даю тебе и мы даем тебе исключены из-за значения вежливости). То же значение без компонента вежливости передается глаголами ageru и yaru, а противоположное значение передачи в сторону говорящего – глаголами kudasaru (с вежливостью) и kureru (без вежливости). Но это еще не всё. Оказывается, что вышеуказанное правило необходимо уточнить: например, в случае sashiageru множество «своих» применительно к данному действию может и не включать говорящего: например, если мой сын дает котят профессору; возможен и, например, перевод он дает ему. Но всегда того, кто дает, говорящий считает в большей степени «своим», чем того, кому дают, действие так или иначе направлено от «своего» к «чужому». То же относится и к ageru и yaru, а в случае kudasaru и kureru, наоборот, более «свой» тот, кому дают. Мы не можем однозначно сказать, как будет по-английски рука: сначала надо уточнить, о какой части руки (hand или arm) идет речь. Но так же нельзя и сказать, как будет по-японски давать: глаголов там пять, и они не синонимичны.

Но и это не всё: пять описанных глаголов могут выступать и как вспомогательные. Присоединяясь к знаменательным глаголам, они уже не значат 'давать', а имеют грамматическое значение направленности действия либо от говорящего, либо к говорящему. Скажем, yonde sashiageru значит 'я читаю уважаемому человеку', katte sashiage-ru – 'я покупаю для уважаемого человека', yonde kudasaru – 'уважаемый человек читает мне' и т. д. Такие грамматические категории в науке называют соответственно категориями центробежности и центростремительности, подробнее см. о них ^олодович 1952].

Читателю, знакомому с японским языком, приносим извинения за сильно упрощенное изложение, а читателю, с ним не знакомому, вероятно, особенности японского языка показались очень изощренными. Но таков язык, а для японцев не менее изощренны, скажем, русские виды глагола. Важно, что даже в грамматике могут отражаться отношения, связанные с противопоставлением «свой – чужой»; на это применительно к категориям центробежности и центростремительности обращают внимание и исследователи японской языковой культуры [Moeran 1989: 11].

Стратегии общения на японском языке всегда очень тесно связаны с этикетом, а на противопоставление «свой—чужой» накладывается другое важнейшее противопоставление «высший—равный—низший», отражающее иерархические отношения в обществе. Об этом противопоставлении мы будем специально говорить в седьмой главе.

Как отмечают Акасу Каору и Асао Кодзиро, варьирование речи в зависимости от ситуации и психологической дистанции между собеседниками бывает в любом языке, включая английский, но если в последнем играет роль, в первую очередь, степень формальности диалога, то в японском на нее накладывается отношение uchi – soto [Akasu, Asao 1993: 90, 93]. Они приводят такой пример. Стандартное приветствие konnichiwa широко употребляется, но лишь к «чужим» в данной ситуации (например, при возвращении домой членам семьи говорят не konnichiwa, а tadaima). В японском кинофильме отец ушел из семьи и спустя много лет вернулся, подросший сын говорит ему konnichiwa, чем подчеркивается его отношение к отцу, как к чужому человеку [Akasu, Asao 1993: 94]. Авторы статьи указывают, что в английском приветствии такое значение передать нельзя: там даже незнакомому можно сказать Hello! Показательно и то, что для обозначения близких родственников постоянны различия слов для внутрисемейного общения и в разговоре с посторонними. В семье отца называют