Япония в раннее Средневековье VII-XII века. Исторические очерки - [26]
Приведенные факты подтверждают интенсивный характер развития частнофеодальной земельной собственности в VIII в. Как отмечалось выше, этот процесс был связан с освоением пустошей, целины, право собственности на которую — при условии ее разработки — было признано в первую очередь. Под пустошами в аграрном законодательстве VIII в. понимались земли, пригодные для заливного земледелия. Однако для их обозначения, по крайней мере до начала активного освоения, употреблялось несколько терминов, и условия, на которых могли разрабатываться пустоши разных категорий, были различны.
Лучшие, плодородные пустоши, не требовавшие строительства оросительной системы (куканти) и, следовательно, сравнительно легкие для освоения, по «Тайхо рицурё» и «Еро рицурё», находились в ведении губернаторов провинций. С 711 г. эти земли с разрешения губернаторов могли разрабатываться знатью, а с 722 г. — и крестьянами. Пользование такими землями было пожизненным В «Тайхорё» встречается также термин «коти», обозначавший, по мнению Иянага Тэйдзо, пустоши, требовавшие при освоении создания оросительной системы. Ограничений на разработку этих земель, как считает Иянага, не существовало с самого начала, поэтому в «Еро рицуре» термин «коти» не фигурировал — земли, прежде обозначавшиеся им, подпадали теперь под общую категорию пустошей — куканти. К этим категориям примыкали заброшенные поля (кохайдэн) вследствие стихийных бедствий — наводнений, эпидемий, бегства крестьян, резкого падения урожайности из-за низкого уровня агротехники. «Тайхо рицурё» признавал преимущественное право на пользование запустевшими полями за прежними владельцами, «Еро рицурё» ограничил это право трехлетним сроком [252, с. 40–48].
Законодательство VIII в. признавало также право частной собственности на сухие земли — усадебные, предназначенные для строительства домов (такути), и садово-огородные (энти). Они могли наследоваться, закладываться и с разрешения властей продаваться [32, с. 109]. О критериях предоставления садово-огородных участков, как и вообще об их предоставлении, ясных сведений в сохранившихся источниках нет. Что касается усадебных земель, то известно по крайней мере, что ни в деревне, ни в городе они не облагались налогом.
И наконец, «Тайхо рицуре» закрепил государственную собственность на горы, леса и реки. Данное положение было заимствовано из танского законодательства и преследовало цель не допустить перехода обширных земель, большая часть которых до реформ Тайка никому не принадлежала, в частные руки. Установление о государственной собственности не означало, что субъектом пользования горами, лесами и реками могло быть только государство или императорским дом. Они скорее находились в общественной собственности, поскольку, за небольшим исключением, могли свободно использоваться для добычи металлов, строительного материала, охоты, рыболовства, орошения [32, с. 334].
Реализация земельного законодательства способствовала углублению пропасти между эксплуататорами и эксплуатируемыми, феодалами и крестьянством. На практике японская знать в VIII в., опираясь на гарантии закона либо обходя его, существенно укрепила свою экономическую базу и в полной мере смогла использовать расширяющиеся возможности увеличения земельной собственности — как предоставлявшиеся развитием аграрного законодательства, так и за счет эксплуатации крестьянства. Напротив, условия жизни подавляющего большинства населения Японии — крестьян — в действительности были хуже, чем то правовое положение, которое определял для них «Тайхо рицурё», причем ограничения для крестьян возрастали по мере снятия их для знати.
Население и его социальная структура
Точный подсчет численности крестьянского населения в VIII в. был произведен в 20-х годах XX в. Савада Гоити, впервые в Японии применившим количественные методы в историко-демографическом исследовании[20]. Савада опирался на весь круг источников по истории VIII в. — «Продолжение анналов Японии», книги подворных переписей, данные о числе деревень, воинов, о площади пахотных земель, — использовал источники по экономической истории IX–XI вв. и исследования историков. Окончательный вывод автора сводился к тому, что численность «доброго народа» — крестьян — в VIII в. составляла 5,58 млн. Савада не мог, конечно, показать динамику населения в течение столетия, но и установленная им средняя цифра очень важна для характеристики социального состава японского общества в VIII в., а методика доказательств автора не подвергается сомнениям.
В связи с неодинаковым числом налогоплательщиков в крестьянских дворах, рента с которых шла в пользу знати, получившей бенефиции, правительство в 747 г. установило среднее число налогоплательщиков в деревне — 280 взрослых и здоровых мужчин и 50 юношей и стариков [37, т. 1, с. 192] — всего 330 человек в возрасте от 17 до 65 лет. На основе анализа статистических данных Савада вычислил, что эта категория населения составляла 23,58 %. Отсюда было установлено и среднее число жителей одной деревни — 1399. Помноженное на число деревень — около 4 тыс., — оно дало указанную цифру — 5,58 млн. [355].
