Япония по контракту - [44]

— А почему бы и нет? — улыбалась Наташа, — медицинская страховка аспиранта включает оплату дантиста для всей семьи.

Ей, приглашённому профессору, бесплатный дантист не полагался. Пришлось взять в банке побольше денег и по совету Наташи отправиться в большую новую больницу, где на первом этаже работала поликлиника.

Она шла лечиться. Может, потому замечала то, чего не видела раньше? Казалось, город был полон инвалидов. По тротуару шла выложенная бугорчатыми плитками дорожка для слепых. Сворачивая к переходу, она расширялась площадкой. И здесь слепой не оставался покинутым. Его охранял… птичий щебет. С зелёным сигналом светофора заводила свою песню кукушка, сменяясь тревожной перекличкой птиц при жёлтом свете. Вместе с красным всё смолкало. Город думал о слепых, устраивая улицы, дома… В коридорах международного центра резиновые бугорчатые дорожки вели к лестницам и залам, к стене холла, где висел план дома с выпуклыми надписями. Слепые были не единственными, кого город опекал. Инвалиды в колясках могли спокойно передвигаться: все тротуары и переходы имели пологий съезд, а среди обычных будок с телефонами стояли специальные с широкими дверями. В больших магазинах были просторный лифт и туалет. Для немощных и стариков в туалетах был вделан в стену поручень, помогающий присесть и встать. А для мам с детьми при входе в туалет стоял пеленальный столик. О нервных, вечно спешащих город заботился тоже: у переходов через небольшие улицы висели коробки с кнопками, которые могли поторопить зелёный сигнал. На проспектах, где нервные, дай им кнопки, могли бы вообще остановить движение, вместе с красным светом возле светофора загорался треугольник из горизонтальных полос. Полосы гасли одна за другой, начиная с верхней, самой длинной, утешая:

— Смотри, совсем чуть-чуть осталось, одна коротенькая полоска внизу!

Шестиэтажную районная больницу из розового кирпича окружал сад с нарядными клумбами, с подстриженными кустами. В большом холле плавали в аквариуме золотые рыбки, по стенам висели бумажные фонарики. Пахло цветами. Молодые мамы, отстёгивая ребятишек со спины, бесстрашно отпускали их побегать босичком по блестящему мраморному полу. За стойкой регистратуры розовыми бабочками сидели юные девицы — розовые платьица, розовые мордашки, намазанные до безукоризненности фарфора, иначе японской женщине невозможно появляться на службе. Посетители отрывали от рулона талон с номером очереди и усаживались на мягкие диванчики ждать. Номерки и диванчики появлялись в Японии всюду, где можно было предполагать очередь. Девушки порхали пальчиками по клавишам компьютеров, на табло загорался номер, с диванов поднимались старички и женщины. Мужчин не было. Наверное, в Японии, пока работаешь, некогда болеть.

Лучезарно улыбающееся розовое создание, старательно выговаривая английские слова, приготовило для неё пластиковую регистрационную карточку с зелёным крестом и медицинскую карту, упакованную в жёлтую прозрачную папку. Девушка глянула на иностранку недоверчиво, выпорхнула из-за стойки и повела её по длинному коридору. И хорошо, что повела. Вдоль коридора тянулся нескончаемый ряд окошек, в каждом — новая розовая девушка, букет цветов и надпись по-японски. Наверное, тут значились названия врачей. Но как понять, где помещается дантист? Поспешая вслед за провожатой, она отсчитывала окна. Регистраторша вручила бумаги девушке в пятом окне и указала пациентке на новый ряд диванчиков — ждите!

На диванах кучковались товарищи по несчастью. У окна дантиста страдальчески морщились, придерживая руками щёки, у соседнего окна кашляли. Должно быть, там трудился терапевт. Точно в девять утра по коридору проследовала кавалькада во главе со строгой дамой, укрытой белым халатом, шапочкой и маской. Её сопровождали две юные ассистентки, нагруженные коробками и папками. Дама-врач несла только свои руки. Случившиеся в коридоре медсёстры низко кланялись даме, она же лишь слегка опускала ресницы. Белоснежная от туфель и чулок до косынки медсестра распахнула дверь рядом с окном дантиста, впустила кавалькаду и принялась выкликать фамилии больных. Распознать её щебет иностранному уху было немыслимо. И медсестре оказалось не под силу произнести странную фамилию. Она посмотрела смятённо на ожидающих и, обнаружив единственное белое лицо, радостно поклонилась, и чуть не за руку ввела иностранку в кабинет, на пороге велев ей переобуться в больничные шлёпанцы.

В кабинете стояли три кресла. Дама-врач, переходя от одного к другому, словно ткачиха-стахановка, ненадолго склонялась к покорно разинутому рту и, отдав команду ассистентке, пересаживалась к следующему. Не очень ловкие руки молоденькой подручной прикрепили к её зубу резиновую плёнку, защитив поле битвы от полившейся со страху слюны. Дама быстро расправилась с остатками старой пломбы, сделала слепок — даже небольшие дырки японцы предпочитали латать металлом. Замазывать дырку дама доверила помощнице — обязанности были распределены, как на конвейере, врач не тратил время на простые операции. Выйдя из кабинета, она направилась было к выходу, но девушка в окошке защебетала встревожено, указывая на диванчик — её снова приглашали подождать.