Япония. От сегуната Токугавы - в ХХI век - [22]

Для вторжения Хидэёси собрал армию в 160 000 человек. В двенадцатый день Четвертого месяца 1592 г. экспедиционный корпус высадился на юге полуострова, и в тот же день был захвачен корейский город Пусан. Японцы стремительно прокатились по Корее. Спустя всего три недели после высадки они стояли уже у ворот Сеула, а к концу лета достигли реки Тумен. Однако дальнейшее продвижение на север столкнулось с трудностями. Корейский флот не позволял японским судам осуществлять снабжение экспедиционного корпуса по Желтому морю. Это принудило Хидэёси организовать доставку снаряжения и продовольствия по суше. Японцы на своих собственных спинах были вынуждены тащить оружие и провиант через весь Корейский полуостров, дороги которого отнюдь не были безопасными для захватчиков и вели от одной враждебно настроенной деревни к другой. Партизаны подстерегали японцев на каждом шагу, нарушая их коммуникации и вытесняя их постепенно за стены укрепленных городов. К концу года войска Хидэёси увязли в борьбе с отрядами корейских патриотов. Укрепленные форты японцы отваживались покидать лишь в составе крупных подразделений, насчитывавших не менее трехсот солдат. А к северу от Сеула и этого количества было недостаточно. Там безопасность могли гарантировать только соединения, насчитывавшие пять сотен бойцов. В первом месяце 1593 г. на территорию Кореи вступили крупные силы китайцев. Японцы не выдержали их напора и обратились в бегство. В итоге они закрепились в районах, примыкающих к Пусану. Хидэёси попытался возобновить активные боевые действия в Седьмом месяце 1597 г. На этот раз японская армия приблизилась к Сеулу на расстояние в 45 миль. Однако после нескольких поражений, понесенных на суше и на море, деморализованные японские войска вновь вернулись в Пусан. После смерти Хидэёси, последовавшей в Восьмом месяце 1598 г., они окончательно покинули территорию полуострова.

Этот конфликт не принес Японии практически никакой пользы. Разве что вывезенные из Кореи тексты стимулировали интерес к неоконфуцианству, а угнанные на архипелаг корейские мастера начали изготавливать керамику арита (имари) и хаги, знаменитую и в наши дни. Негативных последствий было значительно больше. Обе стороны понесли значительные людские потери. Примерно треть 150-тысячного японского экспедиционного корпуса погибла зимой 1592/93 гг. Японцы гибли от рук партизан, умирали от истощения, голода, холода, болезней. Страдания корейцев были еще страшнее. В 1593 г. японцы буквально сравняли Сеул с землей, а когда в 1597 г. Хидэёси возобновил агрессию, он приказал своим военачальникам убивать любого корейца, осмелившегося противостоять его войскам. Это касалось всех жителей полуострова — вооруженных и безоружных, мужчин и женщин, и даже детей. У убитых отрубали носы, которые засаливали и отправляли в Японию. Перед своим мавзолеем в Киото Хидэёси из десятков тысяч этих чудовищных трофеев сложил огромный холм. Теперь холм Ушей (со временем первоначальное название исказилось), засаженный вишневыми деревьями, является излюбленным местом для проведения весенних пикников.

Свидетельства ужаса, творившегося в 90-е гг. XVI столетия, донес до нас Кейнен — буддийский монах и врач, который сопровождал своего даймё во время похода в Корею. Его записи «Чосон хиникки» («Корея день за днем») содержат потрясающее по своей силе описание солдат, зараженных, по словам Кейнена, тремя отравами: алчностью, гневом и потерей представления о добре и зле. «Были сожжены даже поля, — писал он в один из дней, — что уже говорить об укреплениях. Люди были преданы мечу. Тех, кто выжил, заковали в цепи. Их шеи были стиснуты колодками, сделанными из бамбуковых палок. Родители оплакивали своих детей, дети искали своих родителей — никогда ранее не видел я столь душераздирающей картины». К этому наблюдению Кейнен добавил следующие стихотворные строки:

Холмы пылают

криками солдат,

отравленных

жаждой огня, —

поле битвы дьяволов.

Кейнен с ужасом видел, как работорговцы кружились вокруг «мужчин и женщин, молодых и стариков» — и это была лишь часть из тех пятидесяти или шестидесяти тысяч корейцев, насильно угнанных в Японию. «Связав этих людей вместе и накинув на их шеи веревки, они погнали их впереди себя. Тех, кто выбивался из сил, подгоняли пинками и ударами палок». Став свидетелем жестокого штурма города Намвон, он отметил с грустью: «Все находившиеся в крепости были убиты — и мужчины, и женщины. Никто не был взят в плен». Подобные сцены, врезавшиеся в его память, приводят Кейнена к заключению: «Ад не может находиться в ином месте: он здесь»^{13}.

Несмотря на все трудности той эпохи, во второй половине XVI столетия в Японию прибыло значительное количество европейцев, подхваченных последней волной великих географических открытий. Всего лишь через шесть лет после первой высадки португальцев в Танегасиме, произошедшей в 1543 г., иезуит Франсис Ксавье открыл в Японии первую христианскую миссию. К тому времени, как Иэясу стал сёгуном, португальские, испанские, итальянские, голландские и английские торговцы и искатели приключений были уже обычным явлением в портовых городах Центральной и Западной Японии. Многие японцы, впечатленные различиями во внешнем облике, называли голландцев и англичан «красноволосыми». Поскольку испанцы и португальцы прибывали в Японию с юга, в частности с Макао и Филиппин, они получили обобщающее наименование