Янтарный волк - [12]

Оборванец, выглядевший в спортивном костюме Ника теперь совершенно иначе, с некоторым сомнением воззрился на милое изображение реки на рассвете. Потом перевел взгляд на другое произведение и неожиданно произнес:

— Ты, конечно, очень хорошо рисуешь. Я видел работы Шишкина, очень похоже. Ты правда талантливая, но понимаешь, слишком твои картины… правильные.

— В смысле? — улыбку с лица девушки как будто сдуло.

— Все на них такое красиво, замечательное, правильное. Даже на землю и не похоже, скорее на рай какой-то. А жизнь, она ведь, совсем другая.

— Понимаю, — грустно кивнула Карина, но тут же попыталась возразить, — Но ведь в том и вся прелесть искусства: пытаться даже в самом неказистом выделить что-то особенное, оригинальное, красивое. Уродство, подлость и так видны нам каждый день.

— Возможно, — не стал настаивать Кузьма, — Только вот скажу тебе другое. Человек ко всему привыкает. Если его каждый день будут таскать в свинарник, он притерпится к запаху, перестанет его замечать. Так постепенно люди привыкают к жестокости, бедности, убийствам. Не стоит окончательно закрывать на это все глаза. Как и превращать картины в плакаты по борьбе с курением. Знаешь, такие, на которых обычно изображены несчастные легкие, черные от дыма. Вот этот пейзаж, он… отвлекает. Когда я у тетки жил, у нее в доме календарь висел. Восемдесят третьего, что ли, года. Мне он очень нравился. Я его листал, смотрел на изображение всяких городов и думал, что однажды я там побываю. Я придумывал всякие истории. Вот я сажусь в поезд, еду в одно место, в другое. Там у меня всякие встречи с друзьями, и дом, и можно пройтись по аллее или постоять рядом с фонтаном. И там было хорошо. Но рано или поздно приходила тетка и приходилось вешать календарь на место.

— Слушай, Кузьма, сколько тебе лет? — неожиданно спросила Карина. Ей и на ум не могло придти, что в голове у этого худого подростка, едва доросшего ей до плеча, могут быть такие мысли.

— Почти четырнадцать, а что?

— Просто рассуждения у тебя слишком уж…

— Взрослые, — фыркнул мальчишка, — А ты поживи полтора года в переходе, может, тоже то же повзрослеешь! А то ведешь себя, как ребенок, честное слово.

— Почему это? — обиделась девушка.

— Потому что реагируешь на все, как ребенок. Потому что смотришь на меня, как ребенок. Даже твой друг и тот оказался умнее. А ты: «Он мне только друг!», — уперев руки в бока, передразнил мальчишка, — Если ты так будешь дальше откровенничать, как брехливый щенок, никогда в этом волчьем мире не выживешь.

— Волк… — Кузя с удивлением уставился на ненормальную художницу, которая с проворностью белки кинулась куда-то по коридору в дальнюю комнату, через минуту таща на себе громадный прямоугольник очередного шедевра.

— Помочь? — осторожно сгружая картину на кровать, поинтересовался он, но Карина отрицательно завертела головой:

— Лучше скажи мне, если увидишь на ней что-нибудь странное.

— А что именно я должен увидеть? — помогая распеленать «Осень», уточнил Кузьма.

— Извини, но сказать тебе я этого не могу.

— Ну, хорошо…

Девушка последним рывком отбросила краешек брезента, во всей красоте и великолепии открывая свое произведение. В левом углу, словно издеваясь над ней, сидел почти серый волчара. Правда, теперь он скалился не злобно, а будто ухмылялся. С последнего осмотра зверь еще больше выделился на золотом фоне, став уродливым пятном случайно пролитого кофе.

— Это ты сама придумала? — через минуту донесся до художницы голос подростка, — Боюсь, этот волк не совсем тут уместен. Но если тебе так нравиться…

— Ты тоже его видишь?! — обрадовано заорала Карина прямо в ухо Кузе. Оборванец аж на месте подскочил, потряхивая головой, словно к нему клещ присосался, — Говори, какой он, быстрее!

— Какой-какой: серо-желтый, оскаленный и страшный. А ты ненормальная — так орать.

— Прости… — девушка почувствовала, как на глаза наворачиваются счастливые слезы. Однако, теперь становилось совершенно непонятно, почему того, что видит она и Кузя, не замечает Никита?

«Как бы то ни было, теперь меня уже никто не назовет шизофреничкой! И пусть Ник больше не переживает за меня, я сейчас же соберу вещи и уеду!».

— Кузенька, ты правда видишь волка из переплетения листьев, правда? — на всякий случай елейным голоском уточнила Карина.

— Правда. Я не поминаю, что в этом такого?

— Это покажется бредом, но раньше его здесь не было. Он появился несколько дней назад, когда я кончила картину. Сначала это была обычная игра воображения, и волк больше смахивал на собаку. Но через некоторое время он стал проявятся все отчетливее. Такое ощущение, будто часть краски изменяет оттенок независимо от остального полотна.

— Интересно, — паренек осторожно коснулся очертаний хищника. Карине, неотрывно смотрящей на него вдруг показалось, будто зверь изогнулся, пытаясь куснуть мальчишку, но через секунду видение пропало.

— Вот черт, — Кузя отдернул руку, отсасывая кровь из раненого пальца, — Занозу вогнал.

— Наверное, рама не совсем хорошо отполирована, — предположила художница, по-матерински осматривая поврежденную фалангу. Маленькая красная точечка набухла кровавой каплей. Карина с досадой хотела уже побежать на кухню за ватой, но мальчишка беззаботно махнул здоровой рукой, мол, само заживет. И действительно, буквально через несколько минут ранка затянулась гранатовым сгустком, а через час даже пульсация в пальце стихла. Словно громадный зверь поворчал-поворчал, да и уснул у себя в логове.