Янтарь в болоте - [107]

Воевода еще раз решительно глубоко вздохнул, нервным бесполезным движением пригладил волосы и решительно толкнул дверь.

– Алёна! – окликнул, но замер, не решаясь приблизиться и не зная, что еще говорить.

А когда она светло и радостно улыбнулась в ответ, растаяли последние мысли, осталась только головокружительная легкость и тревожно-звонкое чувство в груди, которому он и не пытался подобрать название.

Алатырница медленно, нерешительно поднялась, но сказать ничего не успела: окружающий мир напомнил замешкавшейся паре, что они тут не одни. Вмешался Светлов:

– А что это вам, Олег Сергеевич, от моей невесты надо? – Он, хмурясь, преградил дорогу воеводе, чем показал себя человеком мужественным: не всякий алатырник против такого выступить рискнет.

– Твоей невесты? – тупо переспросил Рубцов, с недоумением разглядывая неожиданное препятствие на пути.

– Именно так, моей невесты, – проявил упрямство боярин.

– Ну это ненадолго. Уйди, – резко велел он.

– Поди проспись сначала! – нахмурился Светлов, сделал короткий шаг, намереваясь оттеснить воеводу к двери.

Недооценил он, насколько Олегу было сейчас плевать на окружающих людей и насколько тот был не в себе. Да воевода и сам себе отчета в этом не отдавал, а вот то, что боярин помешать пытается, понял.

Движение вышло настолько быстрым, что даже Алёна заметить не успела. Зато нельзя было не увидеть, как от удара Светлов с грохотом и руганью отлетел в сторону.

– Я тебе сейчас объясню, как на чужое зариться, никакой Вьюжин не спасет! – пригрозил Олег, шагнув в сторону противника, который поднимался на ноги, держась за челюсть. Разжал и снова стиснул кулак, разминая руку.

Однако тут опомнилась Алёна, подскочила, заступила дорогу. Обхватила его обеими руками поперек туловища – так просто не сбросишь.

– Олег, стой, не трогай его!

Рубцов замер на пару мгновений, словно закаменел, потом взял девушку за плечи и слегка отодвинул, пытливо заглянул в глаза:

– Значит, и впрямь он – жених? Верно, боярин тебе…

Дар Озерицы в правой глазнице тускло горел оранжевым – ни за что с обычным камнем не спутаешь, здоровый глаз заволокла чернота, но Алёна с пронзительной радостью поняла: не от хмеля он не в себе, иное кровь горячит. Да она и сама насилу сдерживала торжественно и яростно бушующее внутри пламя – от волнения, от предвкушения, от осознания. Это она умом никак поверить не могла, а сердце чувствовало, что уж о янтаре говорить!

– Дурак! – оборвала алатырница мужчину. – Никакой он мне не жених! Это все Вьюжина охотничьи уловки. Не тронь его, он ничего дурного не сделал и не хотел…

– Плевать! Нечего на чужое зариться! – опять отмахнулся воевода, сгреб ее в охапку, только сдавленно охнула от неожиданности, приподнял.

Алёна крепче вцепилась в твердые плечи, обтянутые сырой рубашкой. Янтарноглазый выглядел жутко – бледный, глаза безумные, но она не могла отвести взгляд, ее эта буря заворожила, потянула за собой.

– Что это здесь чужое? Заладил тоже, – не до конца поддалась колдовству алатырница, но не удержалась от улыбки, а пальцы почти сами собой закопались в короткие волосы на затылке мужчины.

– Ты – моя. Никому не отдам, и думать не смей! – улыбнулся он в ответ, широко и шало.

– Вот еще что придумал! – уперлась Алёна, пытаясь совладать и с чувствами, и с янтарем в крови. – Ты меня замуж не звал, а я согласия не давала, да и отчего бы должна?

– Я… – заговорил он, но осекся, глянул в сторону и, чуть нахмурившись, проговорил тише: – Я тебе попозже объясню.

Алёна обернулась, столкнулась взглядом со Степанидой, которая что-то чаровала над лицом боярина. И то верно, не при чужих о таком говорить надо, да и вообще…

– Поставь меня на место, ну куда ты, люди смотрят! – завозилась она, опомнившись, и хватка ослабла, позволив соскользнуть, коснуться ногами пола.

Девушка ощутила укол досады на некстати подвернувшихся зрителей, да и на то, что Олег все же послушался, – тоже. Пусть и понимала, что так нельзя, но хотелось продолжать обнимать его, ластиться, наплевав на все дворцовые приличия и чужие глаза, тем более и так уже насмотрелись. Заставила себя разжать руки, отступить…

Да так он и отпустит!

Воевода замешкался на мгновение, а потом, глухо ругнувшись себе под нос, нагнал, обхватил ладонями ее лицо. Алёна ухватилась за его запястья – не в попытке отстранить, а для опоры, потому что сердце ухнуло в пятки и ноги подкосились от восторга и предвкушения. И Олег в следующее мгновение вправду поцеловал – жарко, коротко. Потом выпустил ее лицо, но поймал обеими руками за талию, не давая сбежать.

– Я… – начал, запнулся, опять нахмурился и длинно вздохнул, после чего пробормотал со смешком: – А я думал, второй прыжок – самое сложное!

– Какой прыжок? – не поняла Алёна.

– С парашютом. Не важно, – отмахнулся он, понимая, что вряд ли что-то этим объяснил, а подробно расписывать сейчас не хотелось. Опять запнулся, усмехнулся – уже не так жутко, по-человечески, и проговорил скорее для себя: – А вообще есть что-то общее. И тут и там кольцо… Леший! Кольцо!

– Какое кольцо?! – окончательно растерялась алатырница. – О чем ты?

– Да и пес с ним, с кольцом, в конце-то концов! – проворчал он. Глубоко вздохнул, расправил плечи, слегка отступил назад, продолжая кончиками пальцев придерживать девушку за талию, словно боялся упустить, и преклонил колено – четко, как на присяге.