Яноама - [15]

Саматари увели и Хохотами. Она стояла рядом со мной и горько плакала. Мать велела ей все время быть со мной. Воин спросил: «А эти двое чьи дочки?» Пленницы ответили: «Одна — дочка караветари, которого вы ранили». «А другая?» — «Другая, говорят, белая». «Ее мы не возьмем,— сказали воины.— Она слишком худая и не выдержит трудного пути. Нам придется идти безостановочно день и ночь, ведь мы убили много врагов». «Да, она очень худая,— согласился и тушауа Рохариве.— Отправлю ее назад к старухам. Слишком она слабая». Услышав такие слова, я сильно обрадовалась. Тем временем нас снова начали выстраивать в ряд. Тушауа сказал: «Пусть встанет, хочу посмотреть, какое у нее тело». Я сидела вместе с Хохотами и ничего не поняла. Тогда молодая, красивая женщина, которую тушауа взял себе, сказала мне: «Вставай, вставай». Я поднялась, и женщина сказала: «Она не худая, просто у нее такое тело». Тушауа спросил: «Кто захватил ее?» «Мы вдвоем»,— ответили два воина. «Значит, вы ее берете?» Один ответил: «Мне нужна не девочка, а женщина, круглая, крепкая. Она и ходить-то быстро не может. Пусть лучше остается со старухами».

Тут тушауа увидел шурина своего брата и сказал ему: «Возьми ее. Твоя жена добрая. Она позаботится об этой девочке, а потом та поможет твоей жене присматривать за малышами. А ведь их у тебя много». «Боюсь я дочерей белых,— ответил тот.— Была бы она дочкой одного из хекураветари, я бы ее взял».

Брат тушауа показал мне на своего шурина и сказал: «Ты пойдешь с ним». «Возьми ее,— повторил тушауа.— Когда она станет женщиной, то народит тебе детей. Хочу, чтобы в нашем племени были дети от белой».

Я плакала и все другие женщины тоже.

Воины саматари увели и двух девушек, сидевших «на карантине». Их мать, грузная, толстая женщина, подошла к тушауа и сказала: «Я пойду с вами. Хочу быть вместе со своими дочками. Они еще слишком юные, и без меня им будет трудно».

Эта женщина говорила неправду — просто она надеялась, что с ее помощью девушкам легче будет убежать. Воины саматари сказали ей: «Возвращайся-ка, старая, в свою хижину. Не то мы убьем тебя стрелой». «Нет, не вернусь,— твердо ответила женщина.— Я пойду с вами». И добилась своего.

ВОИНЫ-УНУКАЙ

Воины саматари хриплыми голосами затянули свое «ау, ау, ау», и наш путь начался. Мы шли и шли по лесу, пока не стемнело. Вдруг между нами, женщинами, и воинами, которые шли сзади, упала стрела. Воины громко закричали: «Пей хав, пей хав», чтобы предупредить тех, кто шел впереди. Они подняли стрелу. Пленницы осмотрели ее и сказали: «Это стрела Хириве». Они узнали ее владельца, потому что у наконечника были нарисованы змея и три полосы, а так метил стрелы один лишь Хириве. Значит, в шапуно вернулись охотники хекураветари. Но только Хириве бросился в погоню за врагами, потому что саматари увели его жену. Остальные, как видно, остались, чтобы сжечь мертвецов. Пленницы сказали: «Хириве выстрелил из лука, чтобы жена знала, куда бежать. Если бы он хотел убить, то выстрелил бы врагам в спину». Все остановились и стали ждать, не упадут ли другие стелы. Но больше никто не стрелял.

Ночью, когда все спали, сбежала одна из пленниц. Весь следующий день мы шли по лесу, и никому не удалось сбежать. На третий день мать двух девушек «из карантина» бежала вместе со своими дочками.

В этой части леса было много деревьев хайу, у которых вкусные красные плоды. Почти все отправились полакомиться ими. Остались только унукай — воины, убившие в битве врага. Они могли есть одни лишь бананы. У индейцев такое поверье: если унукай будут есть мясо или другие плоды, кроме бананов, то непременно заболеют. Поэтому они «постятся». Брат тушауа Рохариве сказал: «Пока мы будем собирать плоды хайу, идите на поле, где растут бананы». Одна из пленниц сказала воину, захватившему ее: «Я тоже пойду собирать хайу». В рощу отправилось много мужчин, и воин согласился. Женщина вначале шла сзади, а потом метнулась в сторону, и ее и след простыл.

Тогда тушауа сказал: «Кто охраняет пленницу, тот должен повсюду идти за ней. Если она заберется в чащу, он должен идти за ней, если идет по тропе — идти за ней. Ты оставил ее одну, и она убежала. И хорошо сделала. Теперь она вернулась в свое шапуно, и я не дам ее преследовать. Быть может, враги крадутся за нами следом. Если вы поодиночке или вдвоем углубитесь в лес, враги вас убьют».

Хохотами держалась со мной рядом и все время плакала. Я сказала ей: «Давай убежим». «Мы слишком далеко ушли от шапуно»,— со слезами отвечала она. «Смотри, как бы тебе потом не пришлось плакать еще сильнее,— сказала я.— Почему ты боишься убежать вместе со мной? Выходит, я храбрее тебя?» «Я не боюсь,— отвечала Хохотами.— Но только в лесу нас съест ягуар». «Нет,— сказала я,— не съест нас никакой ягуар».

Вечером мы добрались до берега горной реки, широкой, но мелкой. Ее можно было перейти вброд. Река называлась Сукхумумо, что означает «река попугайчиков». На берегу мы сделали привал. Все устали, да к тому же пупунье, которые воины саматари захватили в селении своих врагов, кончились. Ко мне подошел сын дяди Рохариве и сказал: «Я иду за бакабе, хочешь пойти со мной?» Я согласилась. В лесу мы принялись собирать плоды бакабе и завертывать их в большие листья. Вернувшись, мы положили плоды в глиняные горшки, которые воины унесли из селения хекураветари. Потом подогрели их на огне и приступили к еде. Нередко из подогретых плодов бакабе выжимают сок и затем запивают им мякоть бананов. Воины-унукай тоже могут есть бакабе, и мы поделились с ними своими запасами.