Яноама - [14]

Едва обстрел прекратился, женщины выбежали на площадку и стали собирать стрелы. Потом наши мужчины сказали: «Надо спасаться бегством». Вождь построил всех в ряд: мужчина — женщина, мужчина — женщина. Только мы выскочили из хижины, как в нас отовсюду полетели стрелы. Пришлось снова укрыться в шапуно. Потом Паузиве, брат Хохотами, крикнул: «Кто вы такие? Почему вы стреляете в нас? Кто вы? Караветари, кебробуетари, арамамисетери?»

В ответ донеслось громкое: «Каминья саматари... (я — саматари). Тот самый саматари, которого вы так боитесь». Голос умолк, и в шапуно стало совсем тихо.

Мы снова выстроились в ряд и хотели бежать. Но едва мы выскочили, стрела вонзилась сыну вождя в грудь. И все вернулись в шапуно. Только я одна осталась снаружи, спрятавшись за ствол большого дерева. Трое воинов увидели меня, и один из них сказал: «Там за деревом прячется враг». Второй натянул тетину. Тогда я крикнула: «Не стреляйте. Я не кохорошиветари и не караветари, я чужая». Двое воинов подбежали ко мне, схватили меня за руки и поволокли к шапуно. Тем временем саматари во главе со своим вождем уже ворвались в шапуно. Из его защитников старый вождь был убит, рядом лежал мертвый арамамисетери. В углу, уткнувшись лицом в землю, лежала девочка, «Притворяется»,— сказал один из саматари и перевернул ее на спину. Стрелы не было видно. Оказалось, что стрела вонзилась девочке чуть ниже соска и сломалась. Из раны сочилась желтая жидкость. Стрела была отравленной, и девочка сразу умерла. Тогда саматари сказали: «Она по-настоящему мертвая». Неподалеку лежала убитая женщина, а возле нее — сын вождя. Бежать удалось лишь сыну Арамамисетери, другому сыну вождя и тому караветари, который пришел в шапуно после нас. В отца Хохотами каким-то чудом не попало ни одной стрелы, но оба его сына были ранены: один в грудь, другой в ногу. У первого из раны в груди текла алая кровь и пена.

Отец Хохотами сказал вождю саматари: «Брат, за что ты ранил моих сыновей?» Рохариве, так звали вождя племени саматари, посмотрел на него и приказал своим: «Больше не стреляйте». Потом сказал: «Зачем ты сюда пришел, караветари? Мои воины ранили твоих сыновей нечаянно. Зачем ты мешал нам сражаться? Я пошел войной на моих врагов. И ты знал про это. В том, что твои сыновья ранены, моей вины нет». Он взял острую бамбуковую стрелу и надрезал ею кожу раненного в грудь юноши, чтобы вытащить наконечник. Подозвал одного из своих воинов и сказал ему: «Вынь наконечник из раны». И опять стал упрекать старика: «Когда выпускаешь стрелу, разве знаешь, в кого она попадет? Уходи и больше сюда не возвращайся». Старик ответил: «Меня позвали в гости на реахо[18]».

Наконец воину саматари удалось вытащить наконечник отравленной стрелы.

Тогда Рохариве сказал раненому: «Теперь можешь спокойно отлежаться в гамаке. Когда тебе станет лучше, уходите всей семьей и больше сюда не возвращайтесь».

Двое воинов по-прежнему держали меня за руки. Другие схватили Хохотами. Воины саматари искали женщин, которые попрятались около стен огромного шапуно. За двойной изгородью из пальмовых листьев сидели «на карантине» перед обрядом посвящения в женщину две молоденькие девушки. Старая женщина из племени хекураветари умоляла: «Не трогайте мою внучку. Она всего три дня как «на карантине». Если вы ее заберете, гром вас убьет». Девушка заплакала, но старуха строго приказала ей: «Не плачь. Кто плачет «в карантине», тот скоро умрет». Саматари не испугались грома и вытащили обеих девушек. Они увели с собой и одну из дочек Хекураве, убитого вождя. Девушка была пышнотелая, красивая. Ее взял себе племянник Рохариве. Потом Рохариве увидел ее и спросил: «Кто взял эту девушку?» «Твой племянник»,— ответили ему. «Она будет моей»,— объявил Рохариве.

Тем временем несколько воинов саматари начали выстраивать пленниц в ряд.

Другие обшаривали шапуно, и все, что находили: бананы, пупунье, глиняные горшки — клали в большие корзины, затем передавали эти корзины женщинам, чтобы те их несли. Из мужчин селения в живых остались лишь отец и двое братьев Хохотами. Мать Хохотами, плача, говорила вождю Рохариве: «Я пришла сюда со своими сыновьями в гости, а ты их чуть не убил». Старухи сказали воинам саматари: «Уходите, скоро вернутся наши охотники». Они говорили так, чтобы саматари поскорее ушли и можно было бы поискать детей, которых удалось спрятать возле шапуно.

Женщины рыдали, одна старуха крикнула: «Ты, тушауа, смел, когда нет наших воинов. Беззащитных женщин убивать легко. Но ничего, я еще дождусь того дня, когда тебя самого убьют».

«Меня? Нет, старая, я не умру. И еще наведаюсь к вам в шапуно. Может, когда я стану беспомощным стариком, меня и убьют. Но не сейчас. А пока оплакивай своих мертвых сыновей, своего мертвого мужа». Саматари оставили в шапуно всех старух и пожилых женщин, а с собой увели молодых женщин и девушек.

Часов в десять саматари построили нас в ряд и повели в расположенное неподалеку старое, заброшенное шапуно. Тушауа Рохариве спросил у пленниц сколько всего мужчин было в шапуно. Женщины отвечали, что всех их саматари убили или ранили. Из воинов же саматари ни один не был даже ранен.