Янки при дворе короля Артура - [85]

У насъ въ теченіе мѣсяца было крайне трудное время; мы валялись на землѣ и много страдали. А какой англичанинъ въ это время наиболѣе интересовался вопросомъ рабства? Это — его милость, король! Да; изъ совершенно равнодушнаго къ этому вопросу человѣка онъ сталъ наиболѣе заинтересованнымъ. Онъ сдѣлался такимъ ярымъ ненавистникомъ рабства, что врядъ-ли кто-либо превосходилъ его въ этомъ. И вотъ я попробовалъ предложить тотъ вопросъ, который предлагалъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ и на который получилъ такой рѣзкій отвѣтъ, что изъ предосторожности не рѣшался и вмѣшиваться въ это дѣло. Уничтожитъ-ли онъ рабство?

И теперь его отвѣтъ былъ очень рѣзокъ, какъ и прежде, но въ этомъ отвѣтѣ была такая чудная музыка для моего уха; я, кажется, никогда еще не слыхалъ ничего болѣе пріятнаго.

Я желалъ, конечно, скорѣе получить свободу, но не рѣшался на крайнія мѣры и удерживалъ отъ этого и короля. Но теперь была другая обстановка. Свобода стоила дорогой цѣны и я непремѣнно хотѣлъ ее получить. Я сталъ обдумывать планъ и былъ въ восторгѣ отъ принятаго рѣшенія. Это, конечно, потребуетъ времени и терпѣнія и даже много того и другого. Быть можетъ, это займетъ цѣлые мѣсяцы, но необходимо идти твердо и смѣло къ цѣли.

Во время нашего труднаго пути съ нами приключались и различныя происшествія. Однажды ночью насъ застала снѣжная буря въ одной мили отъ деревни, гдѣ мы дѣлали привалъ. Снѣгъ шелъ большой и совершенно засыпалъ насъ. Не было видно ничего и мы окончательно сбились съ пути. Нашъ хозяинъ немилосердно билъ насъ, предчувствуя, что ему предстоитъ раззореніе; но его битье только ухудшило дѣло, такъ какъ мы все болѣе и болѣе удалялись отъ дороги и отъ возможности близкой помощи. Намъ было необходимо остановиться; мы положительно свалились въ кучу прямо въ снѣгъ. Буря продолжалась до самой полуночи и, наконецъ, стихла, за это время умерли двое изъ самыхъ слабыхъ мужчинъ и три женщины, остальные еле двигались и дрожали, опасаясь умереть, какъ и ихъ товарищи. Нашъ хозяинъ буквально вышелъ изъ себя. Онъ настаивалъ на томъ, чтобы мы встали, прыгали, терли руки и хлопали ими для ускоренія кровообращенія и въ этомъ онъ помогалъ намъ, сколько могъ, своимъ бичемъ.

Но вотъ явилась и диверсія. Мы услышали крики, вой и скоро къ намъ прибѣжала какая-то женщина, вся въ слезахъ; увидя нашу группу, она ворвалась въ средину и стала умолять о защитѣ. За нею гналась толпа народа съ факелами и увѣряла, что эта женщина колдунья, такъ, какъ по ея милости, издохло нѣсколько коровъ отъ какой-то странной болѣзни; она практиковала свое низкое ремесло съ помощью нечистаго въ образѣ чернаго кота. Эту женщину забросали камнями, ими, такъ что по ея лицу струилась кровь; толпа рѣшила сжечь несчастную. Но что, вы думаете, сдѣлалъ нашъ хозяинъ? Лишь только мы сплотились около этой несчастной женщины, желая защищать ее, какъ онъ тотчасъ увидѣлъ, въ чѣмъ можетъ заключаться его выгода. Онъ предложилъ толпѣ сжечь ее именно здѣсь, отказываясь въ противномъ случаѣ выдать эту женщину. Представьте себѣ, - толпа согласилась. Они схватили ее и поставили на мѣсто; нѣсколько человѣкъ держали ее, пока другіе носили дрова и раскладывали ихъ вокругъ нея; они уже стали зажигать факелы, а несчастная женщина кричала и умоляла этихъ жестокосердныхъ изверговъ, прижимая къ груди своихъ молоденькихъ дочерей; а нашъ извергъ, весь погруженный въ свои барыши, сталъ насъ стегать бичемъ, заставляя грѣться у того самаго костра, огонь котораго уносилъ ни въ чемъ неповинную жизнь несчастной женщины. Вотъ, каковъ былъ нашъ хозяинъ. Эта снѣжная буря стоила ему девятерыхъ человѣкъ изъ нашей партіи; онъ сталъ обращаться съ нами еще жестокосерднѣе, чѣмъ прежде, такъ какъ онъ былъ крайне взбѣшенъ своимъ убыткомъ.

Но по пути насъ постоянно преслѣдовали различныя приключенія. Однажды мы догнали нѣкую процессію. И какая это была процессія! Казалось, всѣ подонки государства и всѣ пьяницы принимали въ ней участіе; въ концѣ этой процессіи двигалась телѣга, на ней стоялъ гробъ, а на гробу сидѣла молоденькая женщина, лѣтъ восемнадцати, и кормила грудью ребенка, котораго она почти каждую минуту прижимала къ себѣ, цѣловала его, называя самыми нѣжными именами, а изъ ея глазъ струились горькія слезы; маленькое, глупенькое существо улыбалось ей, довольное тѣмъ, что лежало у груди матери.

За телѣгой и около нея шли и бѣжали мужчины, женщины, мальчики и дѣвочки пѣли, скакали, дѣлая самыя грубыя замѣчанія — это былъ настоящій адскій праздникъ. Мы достигли лондонскаго предмѣстья по ту сторону стѣнъ и эта неистовая толпа представляла образчикъ извѣстнаго сорта обитателей Лондона. Нашъ хозяинъ обезпечилъ намъ хорошее мѣсто около самой висѣлицы. Тутъ уже стоялъ патеръ; онъ помогъ молодой женщинѣ сойти съ телѣги, шепнувъ ей нѣсколько словъ утѣшенія, и попросилъ помощника шерифа, чтобы тотъ позаботился поставить для нея сидѣнье. Затѣмъ, этотъ патеръ сталъ вмѣстѣ съ нею подъ висѣлицею и съ минуту посмотрѣлъ на всю эту толпу съ обращенными къ нему лицами, тѣснившуюся около его ногъ, и сталъ разсказывать исторію этой женщины. И въ звукѣ его голоса слышалось состраданіе; какъ рѣдко можно было уловить такой звукъ въ этой невѣжественной и дикой странѣ! Я помню всѣ разсказанныя имъ подробности, только не запомнилъ собственно его словъ, а потому и разскажу это своими словами: