Янки при дворе короля Артура - [28]

«Я скажу вамъ», — началъ сэръ Гауэйнъ, — хорошему рыцарю не подобаетъ презирать лэди и женщинъ благороднаго происхожденія, но если онъ васъ ненавидитъ, то на это у него есть свои причины; безъ всякаго сомнѣнія, онъ любитъ въ какомъ-либо другомъ мѣстѣ лэди и благородныхъ женщинъ, а тѣ также, вѣроятно, его любятъ; если же онъ такой храбрый человѣкъ, какъ вы говорите…

— Храбрый человѣкъ!.. — прервалъ я ее. — именно такіе люди имъ и нравятся, Сэнди. А объ умѣ человѣка онѣ и не думаютъ…

— А если онъ такой храбрый человѣкъ, какъ вы говорите, — сказали сэръ Гауэйнъ, — то назовите мнѣ его имя. — Сэръ, — сказали онѣ, - его зовутъ Маргаусъ, онъ сынъ короля Ирландіи…

— Вы говорите, — снова прервалъ я Сэнди, — что онъ сынъ короля Ирландіи, но это еще ничего не выражаетъ;- однако, держитесь теперь крѣпче, намъ нужно перескочить черезъ этотъ оврагъ. Такъ будетъ хорошо. Эта лошадь изъ цирка, она родилась раньше своего времени.

— Я его знаю прекрасно, — сказалъ сэръ Уэйнъ, — это отличный рыцарь, какой когда-либо жилъ.

— Какой когда-либо жилъ? Если вы, Сэнди, находите промахи въ мірѣ, въ такомъ случаѣ, вы уже слишкомъ обветшалая тѣнь… Впрочемъ, не въ этомъ дѣло! я видѣлъ самъ, какъ онъ выказалъ свою храбрость, когда нѣсколько рыцарей собрались вмѣстѣ, и въ то время ни одинъ изъ нихъ не могъ устоять противъ него. Ахъ, дѣвицы, — сказалъ сэръ Гаэуйнъ, — мнѣ кажется, что въ данномъ случаѣ, вы сами достойны порицанія; я полагаю, что онъ только недавно повѣсилъ здѣсь свой щитъ, иначе рыцари давно увезли бы его. Но я не могу выносить далѣе посрамленія рыцарскаго щита. Сказавъ это, сэръ Гауэйнъ вмѣстѣ съ сэромъ Уэйнъ отъѣхалъ отъ нихъ; тогда явился сэръ Маргаусъ, верхомъ на высокомъ конѣ и подъѣхалъ прямо къ дѣвушкамъ. Лишь только послѣднія замѣтили подъѣзжающаго къ нимъ сэра Маргаусъ, какъ убѣжали въ башню; многія изъ нихъ отъ страху попадали на пути.

Тогда одинъ изъ рыцарей башни простеръ свой щитъ и громко сказалъ: «Сэръ Маргаусъ, защищайся!»

Они бросились одинъ на другого, и рыцарь башни сломалъ свое копье о копье Маргауса; послѣдній же выбилъ его изъ сѣдла, такъ что рыцарь расшибъ себѣ затылокъ, а также и лошадь получила сильные ушибы…

— Это постоянно такъ; такое положеніе вещей всегда губитъ столько лошадей, — замѣтилъ я.

— Это увидѣлъ другой рыцарь изъ башни и бросился на Маргауса; они такъ яростно схватились другъ съ другомъ, что рыцарь изъ башни былъ вышибленъ изъ сѣдла, сброшенъ на землю и убитъ вмѣстѣ съ лошадью.

— Опять погибла еще лошадь; я говорю вамъ, что у нихъ въ обычаѣ все истреблять. Я рѣшительно не понимаю, какимъ образомъ человѣкъ, имѣющій хотя сколько-нибудь чувства, можетъ этому рукоплескать и выносить это.

. . . . . . . .

— Такимъ образомъ, оба эти рыцаря сошлись совершенно случайно…

Я замѣтилъ, что проспалъ и пропустилъ одну главу, но я ничего не сказалъ. Я разсудилъ, что ирландскому рыцарю надоѣдали посѣтители въ это время, и въ этомъ-то и заключалась главная причина.

— Сэръ Уэйнъ поразилъ сэра Маргауса, такъ что его пика сломалась на куски о щитъ, а сэръ Маргаусъ поразилъ его такъ, что и онъ и его лошадь упали на землю, и сэръ Уэйнъ былъ раненъ въ лѣвый бокъ…

— Главная истина, Ализанде, заключается въ томъ, что эти архаики были слишкомъ просты; число словъ у нихъ слишкомъ ограничено, а поэтому и въ описаніяхъ недостаетъ разнообразія и это придаетъ имъ какой-то однообразный тонъ; фактически всѣ битвы сходны между собою; нѣсколько людей набрасываются другъ на друга съ большою опрометчивостью — опрометчивость хорошее слово; такъ для объясненія, можно употребить и слово жертва, и истребленіе и узурпаторство, и сотню другихъ; вотъ страна! Человѣкъ долженъ дѣлать различіе; а тутъ они идутъ одинъ противъ другого съ большою опрометчивостью; пика ломается, одна противная сторона ломаетъ свой щитъ, а другая опрокидывается на землю, какъ лошадь, такъ и человѣкъ; послѣдній летитъ черезъ голову лошади и расшибаетъ себѣ затылокъ; но тутъ является новый кандидатъ отомстить за товарища и ломаетъ свою пику, а другой человѣкъ ломаетъ свой щитъ и летитъ на землю черезъ голову лошади, расшибаетъ себѣ затылокъ; затѣмъ выбирается другой, и еще другой, и опять другой, пока не истребится весь матеріалъ; если же вы пожелаете представить себѣ результаты, то вы не можете различить одну битву отъ другой и кто кого поразилъ; а какъ картина вамъ представляетъ только ярость, ревъ, битвы… О, какъ она блѣдна и безшумна… точно это духи, ссорящіеся въ туманѣ. Но какія слова можно найти для описанія самаго потрясающаго зрѣлища? Возьмемъ, напримѣръ, хотя сожженіе Рима Нерономъ? Вамъ скажутъ совершенно просто: «Городъ сгорѣль; не былъ застрахованъ; мальчикъ вышибъ окно; пожарный сломалъ себѣ шею. Но это развѣ картина!»

Моя лекція продолжалась очень долго, но, какъ я полагаю, это нисколько не спутало Сэнди; она, однако, и не подумала какъ-нибудь украсить свою рѣчь; изъ ея устъ опять полился точно потоки, заученныхъ словъ и, лишь только я замолчалъ, она продолжала:

— Тогда сэръ Маргаусъ повернулъ свою лошадь и направился къ Гауэйну со своею женою. А когда сэръ Гауэйнъ увидѣлъ это, то простеръ свой щитъ; оба они направили свои копья и понеслись на встрѣчу одинъ другому со всею силою своихъ коней, каждый изъ рыцарей сильно ударилъ по самой серединѣ щита противника, но копье сэра Гауэйна сломалось…