Яна и Ян - [14]
— Подожди! — перебила его мама. — Тебе тоже достанется за то, что ты меня вовремя не предупредил, хотя был в курсе. Очень печально, что я узнала об этом от чужих людей. Но боюсь, что слишком поздно. Во всяком случае, судя по тому, в каком виде она пришла…
В этот момент в передней зазвонил телефон. Вся квартира наполнилась его дребезжанием. Трубку снял Ирка.
— Это вас, леди, — сказал он с издевкой, — Ромео просит Джульетту.
Я вскочила.
— Сиди! — приказала мама. — А ты, Ирка, передай ему, что в приличные дома после десяти вечера не звонят.
Однако я не послушалась, потому что просто не могла усидеть на месте. Оттолкнув брата, я бросилась к телефону, схватила трубку и совсем-совсем близко услышала такой родной голос:
— Яничка, ты не сердишься, что я звоню так поздно? Я просто хотел сказать, что люблю тебя, что ты моя первая настоящая любовь. Ты слышишь меня?
— Да… — прошептала я. Меня душили слезы стыда, жалости и унижения. — Но я… сейчас не могу с тобой говорить…
Около меня появилась мама, вырвала из моих рук трубку и сказала в нее своим обычным, властным тоном:
— С вами говорит Янина мама. Я хотела предупредить вас, что против ваших поздних звонков. Если у вас серьезные намерения по отношению к моей дочери, то придите как порядочный человек и представьтесь нам. Мы должны знать, с кем имеем честь…
— Сейчас? — донеслось из трубки, но это было все, что я услышала, потому что нервы мои не выдержали: я убежала в свою комнатку, бросилась на диван и расплакалась.
Я возненавидела собственную мать, брата, Монику, Орешка — вообще всех, кто постоянно вмешивается в мою жизнь. Папы в Праге не было, а он единственный, кто заступился бы за меня. Таков закон подлости: когда тебе нужна помощь, то единственный человек, который мог бы тебе ее оказать, непременно где-то далеко-далеко.
Потом я услышала, как мама в кухне жаловалась Ирке:
— Какая дерзость — он хотел прийти сейчас! Ночью! Мы его пригласим, конечно, но только когда вернется отец. А до этого Яна не должна с ним встречаться. Парень собирается в армию, и если у него сейчас на уме одни девушки, то можно себе представить, сколько их будет там, в армии. А она, глупая, собирается его ждать!.. Одним словом, Ирка, ты будешь ходить за ней в магазин и провожать домой.
— Что я, нянька, черт побери?!
Следите за мной, следите, водите за ручку! Все равно не уследите! Я люблю Яна и буду его ждать, и не только два года, а хоть десять лет, хоть двадцать, сколько потребуется… Я буду любить его, даже если у него, кроме меня, будет дюжина девушек. Но этого просто не может быть, потому что он любит только меня, и я верю ему, верю, верю…
Ночью я тихонечко пробралась на кухню и съела остатки гуляша. Конечно, я готова была идти на жертвы во имя любви, но холодный гуляш показался мне для этой цели не очень подходящим…
Спал я плохо, что случается со мной редко. Сказались, наверное, нервозность перед экзаменами, разговор с директором, тоска по Яне, а главное — беседа по телефону с ее матерью. А до вчерашнего дня мне даже нравилось, что Яну держат дома в строгости.
Еле дождавшись утра, я позвонил ей в магазин. В телефонной трубке послышался такой суровый женский голос, что у меня мороз пробежал по коже. Несмотря на это, я решительно, но вежливо спросил, могу ли я поговорить с Яной.
— Это служебный телефон, и продавщицам не разрешается вести по нему частные разговоры! — «Бац» — это бросили на рычаг трубку.
Я даже вздрогнул.
— Вижу, у тебя ничего не получается с той порядочной девушкой! — прокомментировала мою неудачу пани Коничкова, которая в это время взбивала на нашей кухне тесто для бисквита, чтобы отнести его потом маме в больницу. — Да, сижу я как-то дома, вдруг звонок. А за дверью — ну прямо звезда Голливуда! И на ней кило штукатурки. Но я же не знаю, где ты можешь быть… Так вот, я ей вполне деликатно объяснила, что у меня не справочное бюро и что ты не докладываешь мне, куда уходишь…
Это могла быть только Моника. Однако что ей от меня понадобилось?..
Первая половина дня тянулась страшно медленно. Я пытался заниматься, но в голову ничего не лезло. В полдень я снова начал прохаживаться около телефона, боясь к нему приблизиться, словно это была клетка с хищным зверем. Может, рискнуть еще раз?
Неожиданно телефон зазвонил сам. Это была Яна, я сразу узнал ее тихий голосок, самый прекрасный в мире.
— «Анютины глазки», если бы вы знали!..
— Я все знаю… Просто не могла позвонить тебе раньше. Ты никуда не собираешься?
— Нет.
— Тогда скажи мне, как до тебя добраться… Номер дома и квартиры.
Я остолбенел.
Она говорила очень спокойно, а я так волновался, что не мог ничего объяснить толком.
— Я буду у тебя через полчаса. Пока!
Несколько секунд я стоял в оцепенении, потом помчался в ванную, опрокинул по дороге столик с пепельницей. Побриться! Принять холодный душ! Надеть чистую рубашку! Собрать осколки пепельницы! Нет, это, пожалуй, подождет. Может, сбегать за цветами? А вдруг меня увидит пани Коничкова? Ладно, когда-нибудь я ограблю для моей Яны все цветочные магазины, все сады и парки…
Есть ли у меня вино? Ура! В холодильнике осталась бутылка из наших скромных запасов, сделанных еще с Иваном. Убираться не нужно. Спасибо пани Коничковой — квартира блестит. Ей тоже надо непременно купить цветы. На столе в кухне я обнаружил свежий бисквит — оказывается, пани Коничкова испекла один для меня.
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.