Ян Гус - [43]

Дня за два до этого Гуса перевезли из готтлибенской темницы обратно в Констанц, во францисканский монастырь[29], в трапезной которого ему назначено было выступать. Он знал уже, что наступает решающий день, которого он так добивался, на который направлены были все его мысли и надежды последних месяцев.

Во францисканской тюрьме для него сделали многие послабления и кормить стали лучше — ведь ему предстояло выступить перед людьми, а все должны видеть, как человечно обходится церковь со своими противниками.

Так 5 июня 1415 года магистр Ян Гус впервые предстал перед отцами собора.

ГЛАВА 16 СЛУШАНИЕ

Первое заседание 5 июня носило странный характер. В зал не был допущен никто из друзей Гуса; из-за дверей они слышали лишь однообразные и бесконечные чтения обвинений и показаний свидетелей да еще крики возмущения, раздававшиеся сразу, как только Гус собирался заговорить. «Слушание» превратилось в «заглушение». Только когда его выводили из зала, друзья могли обменяться с ним несколькими словами. Под свежим впечатлением только что вынесенного — всех этих окриков, оскорблений, клеветы и унижения, на которые не поскупились его судьи, он воскликнул при виде друзей: «Не стыдитесь за меня!» Те тотчас стали уверять его, что никогда и не подумали бы об этом. Но Гус уже и сам опомнился и с улыбкой сказал: «Знаю, знаю».

Бешеная травля, какой подвергся Гус на этом заседании генерального комитета собора, не поколебала его. Оставалось лишь одно: отложить дело в надежде, что если оно не удалось в первый раз, удастся позднее. Гус приветствовал такую отсрочку, он рассчитывал, что за это время его друзьям удастся склонить Сигизмунда к тому, чтобы он добился для Гуса настоящего «слушания».

Продолжение «слушания» последовало 7 и 8 июня.

На этот раз оно проходило уже не «при закрытых дверях». Присутствовали и сопровождавшие Гуса чехи. В числе их находился бакалавр Петр из Младоневиц, который подробно записывал для себя все, что он видел и слышал, начиная с того самого дня, когда выехал с магистром из Чехии. Разбор дела Гуса генеральным комитетом собора записан особенно подробно — нет сомнения, что Петр из Младоневиц не только был очевидцем его, но и делал заметки прямо во время заседания.

К удивлению многих, Сигизмунд принимал участие в обоих заседаниях. Очевидно, это была еще одна уступка грозным требованиям, прозвучавшим в грамотах протеста чешско-моравских дворян.

Допросы, производимые в течение обоих дней, основывались на показаниях свидетелей как пражских, так и констанцских и на выдержках из книг Гуса; тот и другой материал готовила следственная комиссия. Прежде всего рассматривались богословские вопросы о том, например, остается ли во время мессы хлеб хлебом или же превращается в тело господне. Гуса снова обвиняли в том, что он защищал Уиклифа и одобрял его. Конечно, весь «разбор» снова свелся главным образом к перечислению жалоб и обвинений, и как только Гус делал попытки дать объяснение или выступить в свою защиту, в трапезной раздавались крики возмущения и угрозы со стороны его врагов, так что Гус даже заметил с горьким презрением: «Я надеялся на большую честность, большую доброту и порядок в этом собрании, чем это имеет место здесь».

Но тут на него набросились с жалобами, что он повинен в «изгнании» немцев из Пражского университета, что тем самым он «погубил» университет и что в Констанц он приехал не по своей воле, как он постоянно хвалится, но будучи вызванным на суд.

Этого не мог уже стерпеть Ян из Хлума и с возмущением крикнул на весь зал, что эго ложь, ибо магистр Ян мог спокойно и в полной безопасности остаться в Чехии и жить там сколько угодно; он сам, Ян из Хлума, хотя он всего лишь один из мелких и бедных чешских дворян, «отважился бы целый год укрывать Гуса от любых сил, но в Чехии есть и более могущественные паны, которые почитают магистра и не поколебались бы защищать его в своих замках, даже против обоих королей (Чешского и Римского)!».

Заседание грозило превратиться в беспорядочное беснование, и только вмешательство Сигизмунда успокоило страсти.

Включившись в дебаты, Сигизмунд попытался объяснить характер своей охранной грамоты, доказывая, что ее цель достигнута, раз Гус предстал перед отцами собора для «публичного слушания» — ведь именно этого хотел Гус. Затем король обратился непосредственно к нему: «Мне, как и кардиналам, ничего не остается больше, как призвать тебя, оставив упрямство, отдаться безоговорочно на милость собора. Ради меня, ради моего брата, ради королевства Чешского, собор примет тебя милостиво и наложит на тебя не слишком тяжкую эпитимию [30]. Если же ты будешь упорствовать — отцы собора найдут, как с тобой поступить».

После этого король с угрозой заявил, что никогда не стал бы спасать еретика, а, наоборот, первый отправил бы его на костер. «Поэтому советую тебе еще раз: отдайся на милость, и как можно скорее, чтобы не навлечь на себя еще горшую вину!»

На это Гус повторил, что он явился в Констанц по своей воле, без принуждения и не для того, чтобы безрассудно настаивать на чем-то, а чтобы получить разъяснения, если он в чем-либо заблуждается.