Якутия - [54]
- На здоровье! - обрадовался Саха. - Только смотрите! Вам сегодня лететь! А завтра придется трудно. Поэтому пейте. И танцуйте! Но будьте осторожны! Вот так! На-на!
- Перестань верещать, - грубо сказал Головко.
- Да будет вам... - обиженно буркнул Павел Амадей Саха.
- Глупая у вас, дурацкая, сытая реальность, - злобно проговорил Головко. - Вы, гады, продали все наши алмазы и кайфуете тут, а мы мерзнем и воюем. Ничего - если мы победим, конец вам. Закончится ваше солнце и всякие интегральные прятки глухих старичков!
- Слепоглухонемых старичков, - поправил Жукаускас.
- Какая разница?! Они тут, падлы, наши с тобой алмазы пропили и пропидорасили!
- Да! - крикнул Софрон.
- Да вы что?.. - пораженно сказал Павел Амадей Саха. - Я вообще художник и поэт, при чем тут я?
- Какой ты там поэт!.. - мрачно воскликнул Абрам, допивая свое пиво. - Ну, прочти свое стихотворение.
- Ну, хорошо, - сказал Саха. - Пук-пук.
- Это что, стихотворение?
- Да.
Головко хлопнул себя рукой по ноге и громко рассмеялся, так что даже брюнетка в красном лифчике обернулась на него.
- Такое стихотворение и я могу написать: пись-пись.
- Ну и что? - спросил Саха. - Разве смысл творчества в единичности, уникальности данного произведения искусства? Это ведь как раз уже было неоднократно, такой подход давно устарел. Сейчас существует другое письмо, основанное на расхожести, тривиальности, глупости и безличности. Стих, который я вам сказал, есть истинно смиренное творение: он даже не является текстом, даже не заставляет обратить на себя внимания, даже не позволяет подумать о себе, как об искусстве. Такой стих есть пример стремления к абсолютной незаданности, несмоделированности, контрдетерминизму, чего, кстати, всегда и добивалось истинное искусство. Если дадаисты, культивируя всяческую дребедень, были забавны и смешны, то этот стих настолько глуп, что не может быть ни смешным, ни забавным. Вообще, в искусстве ведь главное не искусство, а его понимание, поэтому правильное понимание этого недо-текста и является его до-сотворением воспринимающим индивидом, даже если этот индивид и не воспринял его, - и прежде всего, когда он не воспринял его. Всегда, конечно, остается аргумент, что это просто-напросто лишено таланта, бездарно, но вопрос о таланте также уже давно не входит в парадигму современного искусства. Еще отец Шри Ауробиндо убедительно нам показал, что талант можно просто развить, и что каждое гениальное, либо талантливое озарение, рождающее искусство, есть всего лишь один из духовных уровней, кстати, далеко не самый высший. Да и задача-то заключается в низведении света вниз, а не в достижении уже неоднократно достигнутых эмпиреев. В этом смысле мой <пук-пук> есть духовный фонарь, освещающий бездны бессознательного и животного, своего рода искра божественного, вспыхивающая астральным огнем в мрачных глубинах метафизического подполья.
- А мой <пись-пись> - это, наверное, ангельский луч, озаряющий бренные ужасы физиологического ада? Так, что ли? - насмешливо спросил Головко.
- Почему бы и нет, - гордо сказал Павел Амадей Саха. - Важно ведь не то, что вы создали, а как вы это назвали. Предположим, если вы говорите, что <пись-пись> - это космическая ракета, летящая к Венере, то это так и будет.
- А если я скажу, что <пись-пись> - это алмаз?
- Значит, это алмаз.
- Ну и где же этот алмаз?! - возмущенно воскликнул Головко.
Павел Амадей Саха посмотрел по сторонам и начал прикладывать палец к губам, строя при этом противные рожи.
- Тихо... - сказал он. - Они действительно кончились, но это тайна.
Софрон Жукаускас резко допил свою жиздру.
- Вы что же, в самом деле продали все наши алмазы?! - пропищал он. - А <Удачное>?
- В <Удачном> больше нет ничего... - грустно пробормотал Саха. - Нигде нет. Мы, конечно, вложили деньги в оборот, но на мой взгляд это ничего не даст. Отключат систему обогрева, и все.
- И что? - спросил Жукаускас.
- Будет зима, тайга, чахлость и грязь.
- Но куда же все это может деться, ведь уже все построено, небоскребы, бары, коктейли?..
- Вы преувеличиваете... - проговорил Саха. - Они только такими выглядят. Все ведь меняется, все под Богом ходим...
- Или рядом с Богом, - сказал Головко.
- Или вокруг, да около Бога. И все это может лопнуть, словно пшик, улетучиться, как мираж, видение, или дурацкая греза. Одна минута, и все есть сон. Или бред. Разве вы не видите, какой же это все бред? Вот почему я член ЛРДПЯ. Вот почему я хочу прорыть реальный тоннель в Америку, чтобы вся Якутия целиком поддержала наш прорыв, и словно черная дыра, втянула бы в себя все богатство Запада и Севера! Только бы успеть!
- У вас же был какой-то другой план? - сказал Софрон. - Вы говорили, что лучше рассчитывать на мирненские связи...
- Мой милый... - горестно произнес Саха, - ничего не известно... По крайней мере, у вас там настоящая жизнь, борьба, коммунисты. А у нас - вы видите, что. Жареные мамонты и вечное киви. Этот Мирный должен погибнуть! Но я хочу, чтобы его жертва не была напрасной. Чтобы Якутия очистилась и возродилась через это. Чтобы ЛРДПЯ победила! И чтобы был рублейчик, а не рубляшник.
В сборнике представлены три новых произведения известного многим писателя Егора Радова: «Один день в раю», «Сны ленивца», «Дневник клона». Поклонники творчества автора и постмодернизма в целом найдут в этих текстах и иронию, и скрытые цитаты, и последовательно воплощаемые методы деконструкции с легким оттенком брутальности.Остальным, возможно, будет просто интересно.
Собрание всех рассказов культового московского писателя Егора Радова (1962–2009), в том числе не публиковавшихся прежде. В книгу включены тексты, обнаруженные в бумажном архиве писателя, на электронных носителях, в отделе рукописных фондов Государственного Литературного музея, а также напечатанные в журналах «Птюч», «WAM» и газете «Еще». Отдельные рассказы переводились на французский, немецкий, словацкий, болгарский и финский языки. Именно короткие тексты принесли автору известность.
«Змеесос» — самый известный роман Егора Радова. Был написан в 1989 году. В 1992 году был подпольно издан и имел широкий успех в литературных кругах. Был переведен и издан в Финляндии. Это философский фантастический роман, сюжет которого построен на возможности людей перевоплощаться и менять тела. Стиль Радова, ярко заявленный в последующих книгах, находится под сильным влиянием Достоевского и экспериментальной «наркотической» традиции. Поток сознания, внутренние монологи, полная условность персонажей и нарушение литературных конвенций — основные элементы ранней прозы Радова.Перед вами настоящий постмодернистский роман.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.