Яик уходит в море - [140]

В перемены ребята играют в альчи или лапту. Вся жизнь, весь ее смысл заключаются теперь для Веньки в этих коротких переменах, а никак не в соблазненной дьяволом Еве или пышных титулах императорской фамилии. В альчи казачонок играет лучше всех. Кто сумеет так метко и круто метнуть эту забавную косточку? Один лишь Васька Блохин, гурьевский казак, может еще оказать ему здесь кое-какое сопротивление, — остальных Венька бьет беспощадно. И Венька горд. Теперь не только приготовишки начинают поглядывать на него с уважением и завистью… Но сам он куда больше любит лапту и мяч. Это для него ново. И здесь он незаметно подбирается к первым рядам самых заядлых игроков. Часто даже старшеклассники отводят ему наиболее ответственное место — подкон, где, ловко перехватывая мяч, Венька бьет им врагов, «солит» бегунов, завоевывая для своей партии право забоя. Венька мечтает втайне, что скоро ему предложат быть маткой. Вот где казачонок оказывается в своей стихии. В самом деле, какую цену и смысл имеет жизнь без игр и борьбы? Серая, взрослая канитель. Только в игре, забывая обо всем на свете, чувствуешь себя каплей большого, горячего моря, хлещущего в землю высоким и напряженным приливом. Мир — это зеленая, пахучая степь, вечное царство солнечного света, где постоянно играют и охотятся дети и звери.

День сегодня до тоски хорош. Игра в лапту завязывается сразу любопытно. Венька попадает под начало отчаянного, рыжевихрого Блохина, и они успешно бьются с партией старших. Правда, им немного не везет. Только что они завладели забоем, как Митя Кудряшов, парень, казалось бы, тоже не разиня, снова ворвался под мяч. Опять води! Ну, ничего, счастье на земле переменчиво, — сейчас и они «солонут» кого-нибудь. Игра становится азартной. Васька командует свирепо. Ребята не видят ничего, кроме мяча, забыли обо всем, кроме лапты, кона и своих врагов. Голоса их звенят веселой злостью, звонко и яро, точно ласточки-великаны щебечут весной, вернувшись к своим гнездам и увидав, что их заняли воробьи… Вдруг на крыльцо училища выплывает Зеленая Селедка. Так прозвали дети классного надзирателя Яшеньку. Длинный, узкий, с тонкими, бледными губами и приторной улыбкой, он хочет казаться рубахой-парнем, но ему никто не верит. Все знают, что тайком он зло и лживо ябедничает смотрителю. Лицо у него острое, бескровное, с землистым оттенком, как у монаха. Он смотрит с крыльца на игру. Умиленно и презрительно вспоминает свое детство сына бедной просвирни. Он доволен и горд теперешним своим положением. «Сто рублей в месяц, бесплатный стол и квартира, отопление, освещение, положение в обществе, знакомства, женщины…»

— Детки, кто примет меня в свою партию?

Яшенька бежит по двору, припрыгивая. Он в новеньком сюртуке, в суконных брюках в обтяжку. Фалдочки сюртука взлетают на бегу, как крылья кузнечика. Пашка Сахаров, с ним еще кто-то тонко и сладко визжат:

— С нами, с нами, Яков Терентьевич, с нами!

— У, подлипалы, — шепчет Венька.

Васька Блохин незаметно шепчет ему на ухо:

— Пущай с ними. Ты его солони иззаправдышки, чтобы у него чешуя засвербела.

Венька ловит упругий мяч из черного, увесистого ластика. Нарочно несколько раз «мажет» по бегущим с кона на кон, то есть промахивается. Алеша кричит:

— Чего ты, Вень, ворон ловишь?

Он явно сердится на него. Но матка Блохин затаенно улыбается. Он знает, что Алаторцев поджидает Зеленую Селедку. Яшенька, пританцовывая, несется после удара на задний кон и тут же повертывает обратно. Алеша издали бросает мяч. Шлет его так, как это любит Венька: без задержки, сильно, низом, как бы ударяя самого Веньку. Дорога каждая секунда. Мяч в руке у казачонка. Яшенька еще здесь рядом — вне кона. Он видит, что ему не уйти, и вдруг начальственно и в то же время просяще улыбается Веньке. А того охватывает бешеное, злое упоение.

«Поиграть захотела Селедка? Ну, так держись!»

Он догоняет Яшеньку вплотную, широко замахивается — и не бьет. Яшенька мрачнеет, быстро пригибается, чтобы мяч прошел поверх головы. Он почти становится на четвереньки. Сюртук и брючки у него натягиваются. И тогда Венька с силой, с подскоком, весь вкладываясь в удар, бьет в него мячом. Но как! Удар отдается в воздухе как щелканье ременного бича. Похоже, что веселый выстрел разнесся по всему двору. Пыль дымком выступает на черном сукне сюртука чуть повыше крестца, самом чувствительном месте. Яшенька невольно хватается рукой за спину. Взрыв хохота — и тут же все обрывается, замирает. Тишина. Яшенька багровеет, пожимается, пытается улыбнуться. Все смотрят и ждут. Что-то будет? Венька побледнел, ноздри у него слиплись, как в гневе, стоит он по-казачьи навытяжку, забывая, что ему надо бежать на кон. Кусая губы и растягивая их в улыбку, Яшенька зло и елейно выговаривает сквозь зубы:

— Однако, вы серьезно играете, Алаторцев. Хорошо, хорошо. Продолжайте… Жаль, что у меня дела.

Не оглянувшись, он уходит в училище.

Солнце. Желтые стены, облезлый кирпич здания. Пыльный, серый двор. Жара. Выбитые окна. Ни кустика зелени. Грязное белье по углам на веревках… Все сделано нарочно так, чтобы людям было как можно скучнее. Ребята следят за недобро приподнятой спиной Яшеньки. Дверь захлопывается. И сразу двор встает на дыбы от хохота, веселого гвалта и победного рева. Так когда-то гунны приветствовали своих полководцев после жестоких побед. Застенчиво и довольно улыбается виновник торжества.