Ядвига и Тамариск - [10]

— Почему Люся Аркадьевна так недружелюбно на тебя посмотрела?

— Да, я тоже это заметил.

— Она меня сегодня спрашивала, где ты ночевал.

— А что ты ей сказал?

— Я сказал, что ты по ночам бродишь.

— Молодец.

— Но она мне, кажется, не поверила, — сказал Георгий озабоченно.

— Ещё бы! Потому что все её мысли исключительно в одном направлении. Она только говорит, что любит творческих работников. На самом деле она даже не может себе представить, что человек может бродить ночью в каких-то поисках…

— Тут уж такая психология. — Георгий развёл руками. — На всех приезжих они смотрят, как на отдыхающих.

— Но главное смотрит такими глазами… — Роберт был удручён. — Смотрит так, словно я ей должен.

— Кстати, мы ей действительно задолжали, — заметил Георгий.

— Это совсем другое дело, — сказал Роберт.

— Тем более сейчас мы получим перевод и расплатимся. — Георгий оживился.

* * *

Едва девушка в окошке завидела Георгия, она воскликнула торжественно:

— Вам телеграмма!

— А перевод? — забеспокоился Георгий.

— Перевода нет. Есть телеграмма.

— Ну так дайте ж её.

Отойдя от окошка, Георгий развернул бланк и прочёл вслух:

— «На этот раз к несчастью нас взял запорожец голубой сижу пустой».

— А ну ещё раз прочти, — сказал Роберт. — Медленно.

— «На этот раз к несчастью нас взял запорожец голубой сижу пустой».

— Слушай, — сказал Роберт, — так ведь это стихи.

— Я сразу это понял, — сказал Георгий.

— Ты музыкант, ты чувствуешь ритм, это неудивительно.

Когда приятели остались одни, Роберт сказал:

— Тамара — замечательная женщина.

— Что в ней особенно подкупает — это искренность, — сказал Георгий.

— Чего не скажешь о Христофоре, — задумчиво произнёс Роберт.

— О Христофоре этого никак не скажешь, — согласился Георгий. — Его главная ценность — это зубы. За квартал от него исходит блеск.

— Не всё то золото, что блестит, — назидательно проговорил Роберт.

— Куда мы идём? — спросил Георгий.

— Я думаю, мы заглянем в «Ядвигу», — сказал Роберт.

День был солнечный, но что-то некоторым образом изменилось. Воздух стал холодней, в нём появились хруст и ломкость, и всё ясней становилось, что бархатистые осенние дни сочтены.

— Куда пойдём вечером? — спросил Георгий.

— Я думаю, всё-таки зайдём к Христофору, — сказал Роберт.

— Я того же мнения, — сказал Георгий, поразмыслив.

— Теперь уж неудобно не выразить им внимания. — Роберт развёл руками. — Дело даже не в самом Христофоре, а в этих милейших женщинах.

— Христофор не слишком воспитанный человек, — кивнул Георгий, — но из этого не следует, что и мы должны вести себя некорректно.

Они шли по узенькой улочке, которая, точно обвиваясь вокруг домов, убегала в гору.

— Я вот думаю, — сказал Роберт, — если бы Дворец пионеров стоял на море, хорошо было бы сделать из него корабль. Представляешь, палуба — это крыша, в носовой части — верхние этажи. Корма опущена — там комнаты для всяких кружков.

— Ты всё время работаешь! — восхитился Георгий.

— Что поделаешь, — вздохнул Роберт.

— А ведь это очень яркая мысль.

— Но дворец не будет на морском берегу.

— Очень жалко, — сказал Георгий, нахмурясь.

— Главное, — сказал Роберт, — найти образ. Мы и свой образ должны создать и знать его назубок, — понимаешь? Надо не пожалеть времени и даже посидеть перед зеркалом. Добиться такого выражения, которое наилучшим образом выражает твою сущность или даже твой идеал. В конце концов это одно и то же.

— Ты так думаешь?

— Разумеется. Совсем неважно, какой ты есть, а важно, каким ты хочешь быть. И вот это самое выражение ты выучиваешь, как урок, и оно всегда у тебя наготове. Таким образом, ты предстаёшь потомкам не в каком-нибудь затрапезном виде, а таким, каким ты себя ощущаешь.

— У тебя замечательная голова! — Георгий был потрясён. — Я совершенно об этом не думал.

— А возвращаясь к Дворцу пионеров, я ещё раз хочу сказать…

Но сказать Роберт не успел. Георгий схватил его за руку и завопил:

— Смотри, смотри!

Роберт отчаянно завертел головой, но ничего не увидел.

— В машине, в машине! — кричал Георгий.

Теперь Роберт увидел. В гору медленно взбиралось такси. Рядом с шофёром сидел Христофор с пузатым саквояжем на коленях, на заднем сиденье разместились Тамара и Нина, тоже нагруженные плотно набитыми сумками. Мостовая была чуть шире тротуарчика, машина катилась совсем рядом.

— Тамара! Нина! — закричали Роберт и Георгий.

Тамара ответно взмахнула рукой и крикнула:

— Мальчики! Мы уезжаем!

Нина послала воздушный поцелуй. Христофор затравленно озирался. Увидев приятелей, он побелел, челюсть его отвалилась, и золотое сияние на миг ослепило и Роберта, и Георгия.

Машина скрылась за поворотом. Друзья не сразу заговорили, — взволнованные женские лица ещё, казалось, мелькали в холодеющем воздухе.

— Он их увёз от нас, — сказал Роберт.

— Какая свинья этот Христофор! — с чувством произнёс Георгий.

— Ещё поискать, — сказал Роберт. — Жалко Нину.

— Что — Нину? Тамару жалко.

— Ничего, у нас есть их адрес, — мстительно сказал Роберт. — Представляешь, что с ним будет, если мы однажды приедем?

Георгий мысленно увидел лицо Христофора и заметно повеселел.

* * *

В магазине, где они покупали осетрину горячего копчения, девушка, стоявшая в очереди, насмешливо оглядела Роберта и сказала ему: